– социальное чувство, проявляющееся как мотив действий, которые совершаются ради достижения человеком первенства, главенства в той или иной области деятельности, приобретение влияния и веса в какой-либо сфере общественной жизни.

О многих свойствах человеческого сердца и ума нельзя сказать вполне определенно, каковы они сами по себе, хорошие или дурные. Не случайно говорят, что наши достоинства – продолжение наших недостатков, и наоборот, часто все дело в мере. Даже трудолюбие, усидчивость (ох как не хватает нам этого в юности!) могут быть чересчур большими и мешать естественному, гармоничному развитию личности.

Это относится и к честолюбию – желанию личного успеха и признания со стороны окружающих.

«Великое окружено блеском, блеск возбуждает тщеславие, а тщеславие легко может вызвать воодушевление или то, что показалось нам воодушевлением; но того, кого увлек демон честолюбия, разум уже не в силах сдержать, и он бросается туда, куда его влечет непреодолимая сила: он уже больше не выбирает сам своего места в обществе, а это решает случай и иллюзия».

Так рассуждал студент Карл Маркс. И он же много лет спустя признался: «Ничто человеческое мне не чуждо», – то есть, надо полагать, и честолюбие, потому что ведь кто же из людей хотя бы раз не ощутил томительную сладость мечты о славе, о восторженных кликах почитателей? А прочнее всего слово «честолюбие» связано со словом «молодость» – с временем, когда мы полны сил, уверенности в себе, больших планов, надежд, радостно-тревожных, волнующих предчувствий.

Зачаток честолюбия, как и других черт характера, человек получает от природы, а потом она, эта нормальная, законная потребность быть в чести, развивается в ту или иную сторону: устанавливается на оптимальном уровне, сходит на нет или разрастается, как раковая опухоль, становясь тем самым демоном, о страшной разрушительной силе которого писал Маркс.

Вот эти три возможности, три дороги мы и разберем.

Начнем, конечно, с первой, поскольку она самая верная.

«Вставайте, граф, вас ждут великие дела!» – такими словами каждое утро будил маленького Сен-Симона его слуга, и тот мужественно продирал слипавшиеся глаза и приступал к деятельности, которая в конце концов поставила его в ряд крупнейших французских мыслителей восемнадцатого – начала девятнадцатого века.

«Я памятник себе воздвиг нерукотворный», – гордо восклицал Пушкин, уверенный, что будет славен, «доколь в подлунном мире жив будет хоть один пиит»...

Стремление добиться чего-нибудь выдающегося благородно и полезно. Это стремление заставляет нас мобилизовать все наши внутренние ресурсы и, подчиняя их большой цели, многократно умножить.

Что это значит – мобилизовать и умножить? С чего начинается этот процесс? Без чего он невозможен? Он невозможен без того особого внутреннего действия, ведущего к определению линии и цели собственного поведения, которое называется самоанализом. Это строгое, критическое обдумывание своих поступков, решений, планов, настроений, побуждений, мнений. Жить без самоанализа, без постоянного всматривания в себя как бы посторонним взглядом и, следовательно, без постановки перед собой трудных задач – значит жить как трава, плыть по воле волн, беспечно и бестолково срывая мимолетные и очень-очень обманчивые, на поверку горькие цветы удовольствия. «И сказок о нем не расскажут, и песен о нем не споют...»

Но при этом крайне важно помнить, что одной для всех меры выдающегося достижения нет. Если оценивать шахматные успехи перворазрядника, сравнивая их с победами Анатолия Карпова, наверняка ошибешься, обидишь человека или растеряешься и опустишь руки (если тот перворазрядник – ты сам). Знаменитый кубанский хлебороб Владимир Первицкий может в иной год вырастить урожай в сто центнеров с гектара, а вчерашний выпускник Тимирязевки – только сорок, но оба эти результата мы вправе считать прекрасными в том случае, если знаем, что выпускник в первый же год самостоятельной работы выложился, что называется, до конца, был таким же добросовестным, как и Первицкий. У каждого из нас разные способности, силы и условия, а объединять и уравнивать – в идеале! – нас должно одно: решимость полностью проявить и развить все, что нам дано от природы, испытать себя и превзойти себя.

Пусть ты не достиг всего, о чем втайне мечтал, но если сам себе с чистой совестью можешь сказать, что все свои резервы ты употребил в дело как разумный, требовательный к себе хозяин, будь спокоен и доволен, имей достоинство никому не завидовать, потому что именно зависть вкупе с ложным чувством своей неполноценности, неисповедимыми путями переходящим в самомнение, рождает комплекс неудовлетворенного честолюбия.

Человеку свойствен дух состязания, желание быть победителем. Эта черта творит и может творить чудеса.

Присмотритесь к любому известному своими успехами человеку – от доярки до летчика-рекордсмена – и вы обнаружите, что при всех отличиях характеров, привычек, увлечений, возрастов, уровней образования эти люди, кроме трудолюбия и высокого профессионального мастерства, непременно похожи друг на друга еще и тем, что они еще с детства очень любили быть первыми.

Летчик вам признается, как еще в детстве был заводилой среди мальчишек своей улицы, уже упоминавшийся здесь Владимир Первицкий – как с плоскогубцами и молотком в кармане обследовал поля и пустыри, где после войны валялось много разной техники, чтобы, опередив взрослых, собрать машину, которая могла бы заменить быков и лошадей. Конечно, иной из них не сумеет вспомнить ничего подобного, «была, как все подружки», – скажет, например, знаменитая доярка, но вы не торопитесь, понаблюдайте еще немного. Кто раньше всех приходит в коровник? Кто больше всех докучает производственными вопросами и требованиями ветеринару, зоотехнику, председателю? Нет, согласитесь, дело тут не только в добросовестности и умении. Пусть не ла первом, пусть на втором или на третьем месте, но потребность быть впереди, выделяться в лучшую сторону не может не присутствовать!

Но стремление быть первым дает, бывает, и отрицательные результаты. Непомерная азартность, чересчур большое честолюбие и самолюбие толкают иного на неправильные, а то и безнравственные поступки, на скользкий путь погони за ложной славой. Печально знаменит пример Герострата, ничтожнейшего человечка, который, чтобы имя его осталось в веках, сжег великое творение своих современников – храм Артемиды Эфесской. Вглядимся в хулиганящих подростков, и мы, к сожалению, не в одном из них увидим маленького Герострата. Всего должно быть в меру, в том числе и духа состязания. Не переборщить наверняка можно, пожалуй, только в одном виде борьбы за первенство: в борьбе с самим собой, со своими слабостями и недостатками – с ленью, трусостью, черствостью, безответственностью. Когда Антон Павлович Чехов признавался, что он по капле, ценой огромного напряжения внутренних сил выдавливал и выдавливал из себя раба, он имел в виду как раз этот вид борьбы. Слово «раб» здесь следует понимать в самом широком смысле. Подобострастие, робость, потеря достоинства перед тем, от кого зависишь, – лишь крошечная часть значения слова «раб». Не быть рабом своих низменных страстей и эгоизма бывает еще труднее и необходимее.

Карл Маркс замечательно определил такую особенность неумеренного честолюбия, как то, что одержимый им человек «не выбирает сам своего места в обществе, а это решает случай и иллюзия». На первый взгляд здесь есть противоречие. Кто, казалось бы, как не честолюбец, употребляющий все силы на то, чтобы возвыситься над другими, должен успешно справляться со случайностями? Кого, как не честолюбца, в обыденных житейских разговорах мы часто сравниваем с танком, который прет, ломая и подминая под себя кусты и деревья. А нет! Дело в том, что он обычно выбирает не такое поприще, которое лучше всего соответствует его способностям и складу ума, а такое, на котором, по его мнению, легче всего блеснуть. Мнение же зависит от случайности, от того, чей пример бросился в глаза и ослепил – пример окруженного ли почестями ученого, поэта, распоряжающегося ли большими массами людей руководителя.

Между прочим, сам Маркс в юности одно время мечтал стать великим поэтом, но у него хватило самоконтроля и трезвости, чтобы, непредвзято всмотревшись в свои стихотворные опыты, понять недостижимость этой мечты и переключиться на другое – на философию, экономику, политику, историю и публицистику.

Интересно, однако, что к аналогичному результату – оказаться во власти случая и иллюзии при выборе своего места в обществе – ведет не только излишек честолюбия, но и серьезная нехватка, отсутствие его. Ведь что значит быть совсем нечестолюбивым? Нередко это значит довольствоваться ролью середняка, останавливаться на достигнутом. В чем-то здесь нетрудно усмотреть сходство с мещанством, с позицией «моя хата с краю», можно заметить черты и приспособленчества, и склонности жить чужим умом, и некритической подверженности любым влияниям. Но скорее всего лишенного честолюбия человека можно представить как постоянно уступающего свою дорогу другим. В буквальном смысле уступать дорогу – признак воспитанности и доброжелательства. Но в переносном смысле, когда речь идет о деле, которое ты мог бы, да не решился сделать лучше, чем тот, кому оно по твоей слабости досталось, о задаче, перед которой спасовал, о профессии, выбирая которую смирно подчинился случаю или чьему-то нажиму, – такое жизненное поведение признать за образец для подражания нельзя.

Если в заключение попробовать найти наиболее удачный синоним слову «честолюбие», синоним, который бы вбирал в себя не все оттенки значения, а только положительные, то это будет слово «ДЕРЗАНИЕ».

Так что давайте дерзать!