Но вот вы читаете «Сказку о рыбаке и рыбке». Написал ее великий поэт
Александр Сергеевич Пушкин. Злая жадная старуха просит у золотой рыбки
новое корыто взамен разбитого, потом новую избу. Исполняя прихоти
завистливой женщины, рыбка превращает ее в дворянку. А старуха знай себе
требует: «Хочу быть вольною царицей!» Заделалась она вольною царицей,
живет во дворце, прислуживают ей самые знатные царедворцы. Вскоре ей и
этого показалось мало. Повелела царица-старуха несчастному старику
передать рыбке, что хочет стать морской владычицей и чтобы ей сама
золотая рыбка прислуживала. Разгневалась рыбка. Воротился старик от нее — Глядь: опять перед ним землянка;На пороге сидит его старуха,А пред нею разбитое корыто. Эту
сказку читали, пересказывали другим многие поколения людей. Она была
очень понятной: кто чрезмерно многого хочет, может потерять и то, что
имеет, а то и вовсе остаться ни с чем. И снова «хитрость». Под влиянием сказки стали говорить: оказаться у разбитого корыта, вернуться к разбитому корыту. Но
слова эти относились уже не к сказочной старухе, а к любому, кто
вернулся к своему жалкому положению чаще всего по своей вине. Выражение
стало образным, иносказательным, фигуральным. Знакома ли вам сказка Ганса Христиана Андерсена «Новое платье короля»?
Два плута взялись соткать для короля тончайшую материю, а затем сшить из
нее платье. Ткань эта, как уверяли мошенники, волшебная. Ее могут
видеть лишь умные люди, достойные своей высокой должности. Вскоре ткачи
принесли королю свою работу — «ничто», пустоту вместо ткани. |