Всё-таки не зря говорится, что лицом к лицу лица не увидать и большое видится на расстоянии. Особенно когда расстояние измеряется многими годами. И если то самое большое касается красоты рукотворной. История дома Игумнова на Якиманке яркое тому подтверждение.

Якиманка – один из старейших районов Москвы – получила название от главной магистрали Замоскворечья.

Замоскворечьем, то есть то, что «за Москвой-рекой», называли пойменные земли, занятые огородами царского двора. Это южное направление от Кремля не было защищено и поэтому постоянно подвергалось набегам и разорению.

Постоянные поселения, правда военные, за Москвой-рекой появились при Василии III. Великий князь московский построил для своих телохранителей городок Наливки (Спасоналивковские переулки).

Иван Васильевич Грозный в 1550–х годах основал полосу слобод стрельцов и пищальников вдоль нынешнего Климентовского переулка.

При Фёдоре Ивановиче появилось четвёртое оборонительное кольцо Москвы, Скородом – 15–километровый земляной вал со стеной из вертикальных заостренных бревен. Под защитой Скородома в Замоскворечье и стали возводиться постоянные дома.

К XIX веку тихое Замоскворечье превратилось в излюбленное место обитания патриархального московского купечества. Их особый образ жизни был излюбленной темой произведений драматурга Александра Николаевича Островского, который и сам был родом из Замоскворечья.

Семейство Игумновых приобрёло дом на Якиманке в 1851 году. Это был небольшой деревянный дом, возведенный после большого московского пожара 1812 года купцом второй гильдии Николаем Лукьяновым. В традициях того времени было для подстраховки записывать недвижимое имущество на жен, и строение было продано купчихе Вере Игумновой. В 1888 году участок унаследовал Николай Васильевич Игумнов и сразу подал прошение о строительстве нового каменного дома.

Николай Васильевич нуждался в представительном доме в Москве, промышленном и торговом сердце России. Он был одним из директоров и владельцев основанной ещё в начале XVIII века Ярославской Большой мануфактуры. И, конечно, ему был необходим дом, отвечающий его положению в обществе.

Для разработки проекта и строительства особняка Игумнов пригласил молодого и талантливого ярославского архитектора Николая Ивановича Поздеева. Николай Иванович, выпускник Московского училища живописи, ваяния и зодчества и Императорской академии художеств в Петербурге, занимал в то время должность городского архитектора Ярославля. Когда Николай Игумнов предложил Поздееву построить особняк на Якиманке, архитектору было всего тридцать три года.

Архитектор привлёк к себе внимание промышленника своей приверженностью к двум стилям: «русскому» (одному из направлений в господствовавшей тогда эклектике) и разновидности классицизма, так называемому стилю Людовика XV. Оба стиля импонировали Игумнову.

Русский стиль архитектуры черпал вдохновение из образа русских деревянных теремов, самый знаменитый из которых – дворец царя Алексея Михайловича в Коломенском.

Зодчий разработал проект, который очень понравился «текстильному королю». Большое количество декоративных деталей в древнерусском стиле: арки с «гирьками», «пузатые» колонны, керамические вставки, сочетание кирпича и камня, высокие шатры кровли – подчеркивали многосоставность здания, как бы намекая на многогранность натуры его владельца.

Игумнов хотел, чтобы дом отражал его богатство, и пообещал не жалеть денег на строительство.

В 1893 году особняк был закончен. Это был не просто особняк, а настоящий русский терем. Талант зодчего сумел соединить в единое целое различные объёмы, увенчанные живописными шатрами, и многочисленные декоративные детали разных жанров. Результат получился гармоничным, хотя и немного массивным.

На высокой кровле особняка давленый металл под черепицу, керамические вставки. Над «красным крыльцом» изящная двойная арка под старину. Стены из привозного голландского кирпича. Окантовка окон из белого подмосковного камня. Живописные колоколенки, луковичные маковки шатров, дутые колонны. Многоцветная мозаика специально расписанных редчайших изразцов, изготовленных на знаменитом заводе Кузнецова.

В элементах декора архитектуры виделись мотивы собора Василия Блаженного (храма Покрова-на-Рву) и старинных церквей Ярославля.

Талант зодчего позволил создать атмосферу русских былин и одновременно предвосхитить более поздние решения художников московского модерна.

Высокие двустворчатые двери «красного крыльца» открывались прямо в зал с парадной лестницей, поражающий многоцветным «сказочным» орнаментом, продолжающим идею фасада.

Но сразу же за массивными дверями, ведущими в гостиную, стиль полностью меняется. Архитектор погружает посетителя в обстановку европейской классики. Мебель в стиле Людовика XV и великолепные гобелены XVII века подчеркивают французский дух этого помещения.

Примыкающий к гостиной малый салон меблирован в стиле Людовика XVI, а малая столовая декорирована мебелью и тканями эпохи ампир.

Низкий сводчатый потолок парадной столовой усиливал эффект аскетического Средневековья.

Однако московские архитекторы и критика ополчилась на работу ярославского зодчего. Особняк подвергался яростной, прямо-таки уничтожающей критике и со стороны демократической общественности. Художественный критик и публицист Владимир Васильевич Стасов язвил насчёт мешанины стилей и безвкусицы. Стасов считал, что критик является истолкователем общественного мнения и должен выражать вкусы и запросы публики. И он выражал.

Заказчик особняка Игумнов, поддавшийся этим настроениям, быстро разочаровался в своем ярославском зодчем и отказался оплатить все расходы.

Разорённый архитектор Николай Иванович Поздеев не видел другого выхода, как покончить жизнь самоубийством.

После 1917 года дом использовался под различные цели – он был медицинским центром, затем рабочим клубом.

В 1938 году здание было передано в распоряжение французского правительства для размещения посольства. Дом вызвал изумление у архитекторов, прибывших из Парижа. Французы очень деликатно провели реставрацию, с большим тщанием подобрали предметы интерьера, мебель, и в результате получилось то, о чём и мечтал архитектор: дом в русском стиле с «французским шиком».