Этот раздел не о литературе, хотя сама по се­бе она представляет собой уникальную сферу человеческой деятельности, необъятную и глубокую, как океан. Даже простой пересказ «Илиады», «Божественной комедии» или «Фауста», безусловно, мог бы стать интерес­ным и содержательным чтением. И все-таки эта книга не о литературе, а о тех, кто ее де­лает, — о литераторах.

Объяснить такой выбор нетрудно. Жизнь великого писателя часто оказывается столь поучительной, занимательной, неординар­ной, что затмевает его творения и сама стано­вится источником и частью литературы. Ве­роятно, происходит это потому, что, как бы ни был велик талант литератора, писатель — лишь эхо жизни, в том числе той жизни, что прожил он сам. В этом отношении знаковым является афоризм Оскара Уайльда: «Весь свой гений я вкладываю в жизнь, литературе я отдаю только талант».

Обратимся же именно к личностям твор­цов литературы как к своего рода источнику вдохновения, образцам, делающим острее на­ше психологическое зрение, дающим многое для понимания природы творчества. При этом заранее откажемся от пересказа и ана­лиза всего созданного великими писателями и поэтами — их произведения нужно читать и анализировать самостоятельно. Обойдем вниманием и проблемы политического свойст­ва, сопутствовавшие их жизни и сыгравшие не последнюю роль в их творчестве: переска­зывать историю гражданских войн, смут, иде­ологий, партий, причастными к которым ока­зались наши герои, нет возможности. Поговорим о великих поэтах и писателях ис­ключительно как о личностях, ведь отзвук их характеров и судеб, безусловно, улавливается в литературных произведениях.

Первая глава книги посвящена итальянской литературе античной эпохи и Возрождения. Античная, греко-римская, культура первая всерьез заинтересовалась личностью художни­ков, сохранив для истории их имена. Отсчет, вероятно, следует начать с фигуры Гомера, к которой впервые слушатели-читатели отнес­лись как к реальной личности, хотя, кроме как о его слепоте и о том, что за звание его родины боролось семь городов, ничего не известно. Но попытки анализировать «Илиаду» и «Одис­сею» на предмет скрытых биографических све­дений и авторства этих поэм указывают на то, что, начиная с Гомера, автор впервые выходит из тени своего произведения. Италия пережи­ла два невероятных литературных взрыва: в начале империи и в начале Возрождения. Именно к этим периодам относятся приводи­мые в книге биографические портреты вели­чайших деятелей итальянской литературы. На первый взгляд, кроме общности территории, древнеримских литераторов и литераторов ита­льянских ничто не объединяет — иной язык, иные нравы, иная культура. И все же связь между античной литературой и литературой Ренессанса очевидна: Данте, Петрарка, Боккаччо в совершенстве владели латынью и го­раздо чаще писали на ней, чем на родном ита­льянском языке. Не только образы античной мифологии органично входили в ткань художе­ственных произведений, но и сами латинские писатели нередко становились их персонажа­ми. Достаточно вспомнить, что своим провод­ником по христианскому аду Данте избрал язычника Вергилия.

Следующий литературный взрыв уже в ев­ропейских масштабах пришелся на XVIII— XIX вв. Объясняется этот феномен по-разному: экономическими, политическими причинами. В книге в отдельные главы выделены биографические очерки западноевропейских и рус­ских писателей этого периода.

Кто-то очень точно заметил, что едва ли не всех великих русских писателей XIX в. (Пуш­кина, Гоголя, Лермонтова, Гончарова, Турге­нева, Достоевского, Толстого) могла родить одна женщина: так сближены по времени их личности и биографии. Именно в России ли­тература обрела подчеркнуто общественное звучание. От всякого крупного писателя пуб­лика требовала в каждом его произведении «отголоска на запросы переживаемой мину­ты», «олицетворения тех стремлений, кото­рые проявились в русской жизни» и т. п. Забавным, но выразительным примером такого отношения русского общества к писателю яв­ляются истории, когда курсистки бросались в ноги к Максиму Горькому с воплями: «Учи­тель! Как жить дальше? »

Зародившаяся на юге Европы в античную эпоху литература последовательно расширя­ла свое «поле»: сначала в пределах Западной Европы, потом захватила и восточную ее часть. В XX в. литература стала всемирно- историческим феноменом. Учреждение Нобе­левской премии по литературе, не предпола­гавшей деления по расовому, религиозному и региональному признаку, лишь подтолкну­ло уже наметившийся процесс литературно­го единения. Писатель в XX в. стал мировой фигурой — в этом большая заслуга общест­ва, но и опасность глобальной унификации литературного труда.