В тех местах, где среди сообществ животных «правят бал» крупные быстроногие хищники — будь то волк в северных лесах или гиеновая собака в африканской саванне, между ними и их потенциальными жертвами складываются очень интересные отношения. Когда впервые видишь, как травоядные мирно пасутся, утк­нув головы в траву, а между их группами про­бегают хищники, появляется ощущение ка­кой-то странной идиллии: преследователям не интересны их жертвы, а те совершенно не бо­ятся хищников. Вся масса животных движет­ся в одном направлении, от одной низинки с зеленеющей травой к другой между начинаю­щими буреть на солнце вершинами холмов. Издали впечатление такое, словно четвероно­гие пастухи неспешно гонят перед собой туч­ные стада.

Конечно, это не так; вернее, так, да не сов­сем. Никакого мира и согласия нет, просто в результате долгой совместной жизни копыт­ные и хищные поняли несколько простых ис­тин. Во-первых, они точно знают, что ника­кой волк, никакая собака или гиена ни за что не догонит взрослую ничем не хворающую ан­тилопу или зебру; да что там взрослую — да­же месячный теленок запросто обскачет четве­роногого хищника. Отсюда следует вторая ис­тина — для копытных: преследователей, если они находятся в поле зрения и не предпринима­ют никаких активных действий, можно не бо­яться. Еще одна истина — уже для хищников: не стоит и пытаться кидаться сломя голову в погоню за каждым стадом или отдельным жи­вотным, пасущимся на открытой равнине.

Что же тогда делают гиеновые собаки сре­ди множества бейз, гну, топи, импал, конгони и прочих «экзотических», украшенных рога­ми созданий, как будто бы самой природой со­зданных для того, чтобы их ловить и есть? А очень просто — эти хищники действительно «пасут» стада копытных. Только пасут они их «наоборот» — стараясь не сохранить поголо­вье своих «подопечных», а «проредить» его за счет выбраковки — разумеется, в свою поль­зу — больных и слабых.

Пастушьи обязанности стаи гиеновых со­бак весьма просты. Следуя непрерывно за па­сущимися стадами копытных, хищники вре­мя от времени начинают гнать ту или иную группку, чтобы «проверить их на слабину». Особенно не выкладываясь, псы, тем не ме­нее, гонят стадо достаточно долго, несколько километров. Если среди их «подопечных» больных животных не оказалось, стадо легко, не снижая скорости, уходит от преследова­ния, собаки вскоре теряют интерес к нему и, немного отдохнув, начинают присматривать­ся к другой группе. Если же какой-нибудь «инвалид» обнаружил себя неуверенным бе­гом, вся стая концентрируется только на нем, и «игра в догонялки» превращается в быстро­течную погоню не на жизнь, а на смерть. Про­чие животные остаются вполне безучастными к разыгрывающейся на их глазах трагедии; только если гиеновые собаки пытаются за­гнать ослабевшего детеныша, отставшего от матери и призывающего ее жалобным блеяни­ем, та иногда пытается отбить свое чадо, но чаще всего безуспешно.

Сходную роль «пастуха наоборот» играет своеобразная хищница наших северных ле­сов — росомаха. Разница лишь в том, что этот зверь охотится в одиночку, а потому и охот­ничьи приемы у него несколько иные. Повст­речав на своем участке кочующих по зимней тайге северных оленей, росомаха несколько дней «пасет» животных.

Проголодавшись и решив, наконец, что ее время пришло, росомаха намечает наиболее слабое животное и начинает целеустремленно гнать только его. Время от времени хищник останавливается и как бы оценивает степень усталости преследуемой жертвы. Олень посто­янно проваливается в глубокий снег, длитель­ный гон изнуряет его и делает легкой добы­чей более выносливой росомахи, широкие ла­пы которой хорошо держат ее на сн^гу. Когда становится ясно, что животное «готово», сле­дует бросок, от которого ослабевший олень за­валивается набок. Росомаха рвет животное зу­бами и когтями, хватает оленя за шею и тас­кает его по снегу еще живого и сопротивляю­щегося, пока не прикончит.