«Войска 18-й армии немецко-фашистской группы армий «Север» 5 августа вышли на дальние подступы к Таллинну, а 7 августа — к побережью Финского залива немного восточнее города и отрезали его с суши. Таллинн не был заранее подготовлен к обороне с суши, оборонительные сооружения вокруг него начали создаваться со второй половины июля. К строительству их привлекались войска, силы флота и население. Однако завершить строительство не удалось. 14 августа руководство обороной Таллинна было возложено на Военный совет Балтийского флота. 20 августа противник, подтянув свежие силы, возобновил наступление и вышел к пригородам Таллинна. В связи с прорывом врага к Ленинграду и необходимостью сосредоточить все силы для обороны города Ставка ВГК 26 августа приняла решение перебазировать флот и гарнизон из Таллинна в Кронштадт и Ленинград. 27 августа противник ворвался в город, где развернулись упорные уличные бои. С 28 августа началась эвакуация. При крайне ограниченных силах обеспечения, подвергаясь непрерывным атакам вражеской авиации, господствовавшей в воздухе, Балтийский флот (свыше 100 кораблей и 67 транспортов и вспомогательных судов с 20,5 тыс. человек и грузами) 28–30 августа совершил героический переход через заминированный Финский залив в Кронштадт. Оборона Таллинна, сковав крупную группировку войск противника, оказала существенное влияние на ход военных действий на ленинградском стратегическом направлении. Опыт обороны Таллинна впоследствии был широко использован в обороне других военно-морских баз» — так описывает оборону Таллинна энциклопедия «Великая Отечественная война 1941–1945», и, как уже, наверное, успел заметить читатель, оборона столицы Эстонии оценивается авторами если не как победа, то уж точно как крупный успех советских войск. Конечно, это миф. Это одна из самых трагичных страниц в истории Краснознаменного Балтийского флота, понесшего огромные потери во время эвакуации из Таллинна в Кронштадт. Так что оценка оборонительной операции и эвакуации кораблей в энциклопедии значительно завышена. Реальные результаты были намного трагичнее.

Как справедливо отмечает энциклопедия, после неудачных оборонительных боев советские войска вынуждены были отступить, что дало возможность противнику отрезать главную военно-морскую базу страны от связи с сушей. Флот оказался блокированным. Необходимость его эвакуации стала очевидной. Понимали это и немцы, предпринимавшие все возможное для усложнения перехода кораблей. Финские и немецкие ВМС еще с июля 1941 года начали установку минных заграждений в Финском заливе с целью блокировать Таллиннскую базу. Эффективность последних поддерживалась артиллерией и авиацией. Командование Балтийским флотом понимало, что эвакуация будет сопряжена с многочисленными трудностями, и должно было разработать ее маршрут. Как оказалось позже, из трех вариантов был выбран худший — движение центральным фарватером. Отдавая предпочтение этому маршруту и осознавая минную опасность, командование, тем не менее, надеялось снизить угрозу атак вражеских катеров и артиллерии, расположенной на берегах Финского залива. Но плотность минных заграждений была недооценена, а опасность вражеских катеров и артиллерии, которым флот мог противостоять самостоятельно, наоборот, была переоценена советским командованием.

По оценкам специалистов по военно-морскому искусству профессоров В. И. Ачкасова и Н. Б. Павловича, командование мало что сделало для определения границ минного заграждения и его уничтожения. Если бы границы были определены верно и маршрут пролег бы на 7–10 миль севернее, то потери были бы значительно снижены. Адмирал В. Ф. Трибуц на это отвечал: «Командование флотом совершенно не располагало данными о намерениях противника. Но нам было точно известно, что в финских шхерах находятся вражеские подводные лодки, а также легкие надводные силы — торпедные катера и сторожевые корабли. И мы допускали мысль о том, что они попытаются атаковать наши транспорты и боевые корабли… Перенеся генеральный курс на 7–10 миль к северу, мы должны были бы идти по краю финских шхер…» Аргумент не очень убедителен, ведь вражеские катера и артиллерия представляли намного меньшую опасность для советских военных кораблей, чем мины и авиация, перед которыми суда любого флота оказываются бессильными.

Последнее наверняка знало и командование Балтийским флотом. По этому поводу адмирал В. Ф. Трибуц писал: «Скорее можно говорить как о более выгодном варианте о прорыве по так называемому южному фарватеру, который проходил между берегом и южной кромкой поставленного врагом минного заграждения. В июле — августе здесь было интенсивное движение, и мы вначале считали наиболее вероятным маршрутом нашего прорыва именно этот путь, хотя в навигационном отношении он весьма сложен. За него говорило прежде всего то обстоятельство, что до середины августа по нему прошло свыше 220 транспортов в обоих направлениях и лишь один из них был потоплен.

Этот вариант, к сожалению, отпал после выхода вражеских войск на побережье залива у Кунды. 12 августа Военный совет Северо-Западного направления приказал этот фарватер закрыть, а взамен изыскать и оборудовать новый вне досягаемости береговой артиллерии противника. Может быть, мы виноваты в том, что не убедили главнокомандующего войсками в нецелесообразности закрытия южного фарватера. Но тут необходимо учитывать два обстоятельства. Во-первых, мы не знали, из чего исходит главком, издавая свой приказ. Не подтащил ли противник к Кунде береговую артиллерию настолько сильную, что она не пропустила бы ни одного нашего судна? Мы могли думать все что угодно; штаб же направления располагал более достоверными сведениями. Во-вторых, у военных людей, да еще в военное время, не особенно-то принято доказывать вышестоящему военному органу, прав он или не прав: приказ есть приказ — его нужно выполнять. К этому можно добавить, что и обстановка была не та, когда можно опротестовывать решения… Таким образом, оставался единственный путь — главный фарватер по центру залива».

Немецкое командование, видимо, предугадало намерения советского штаба и усилило минные заграждения в центральном фарватере. Выбирая наиболее миноопасный маршрут, командование Балтийского флота надеялось на тральщики, которых в то время насчитывалось 53 единицы. Однако этих кораблей было недостаточно для того, чтобы провести по минным полям 127 судов. Для такой операции их требовалось не менее сотни, но беда в том, что не на всех тралящих кораблях были тралы. Ими было оснащено чуть более половины судов. Учитывая отсутствие разведданных о минных заграждениях, кораблям пришлось идти практически вслепую, на ощупь, надеясь только на удачу. Дабы сохранить готовящуюся операцию прорыва в тайне от врага, разведку запретил сам адмирал В. Ф. Трибуц. Ее не удалось провести и непосредственно накануне: помешали погодные условия.

Ко всем этим просчетам командования флотом прибавляются еще и просчеты высшего командования. Так, маршал К. Е. Ворошилов отдал приказ об эвакуации слишком поздно, когда флот уже находился под огнем врага, наступавшего с суши. Спешка в подготовке эвакуации помешала правильно оценить ситуацию и принять правильные решения. Прорыв оказался также лишенным поддержки авиации: единственный аэродром, способный оказать ее, был эвакуирован в район Петергофа, а оттуда самолеты просто не долетели бы до района назначения.

Все эти обстоятельства привели к огромнейшим потерям. Из 180 судов, которые вышли тогда из Таллинна, в Кронштадт не пришли 53. Всего за двое суток эвакуации человеческие потери составили, по различным данным, от 18 тыс. до 25 тыс. человек, что для военно-морской операции является чудовищно огромной цифрой.

Как видим, оборона Таллинна и эвакуация флота как часть оборонительной операции оказались проваленными советскими командирами. Так что в энциклопедической статье вместо: «Опыт обороны Таллинна впоследствии был широко использован в обороне других военно-морских баз» — правильнее было бы написать: «Допущенные во время обороны Таллинна просчеты были учтены советским командованием при обороне других военно-морских баз».