Одна из самых героических страниц истории Великой Отечественной войны — 250-дневная оборона Севастополя. Уже в годы Второй мировой войны перед мужеством и силой духа защитников Севастополя преклонялись не только советские люди, но и партнеры по антигитлеровской коалиции. «Мы отдаем должное блестящему вкладу в общее дело, сделанному Севастополем, — писала тогда английская газета «Таймс». — Севастополь стал синонимом безграничного мужества. Его оборона безжалостно смешала германские планы». Американская «Геральд» отмечала, что «севастопольская оборона служит символом мужества».

Но было бы заблуждением считать битву за Севастополь исключительно символом мужества и героизма тысяч. На самом деле она и символ преступной бездарности и безразличия к судьбам людей единиц, облеченных властью и ответственностью. Она — еще одно обвинение бесчеловечной тоталитарной системе, порождавшей подобные «властные единицы».

Мужество гарнизону, жителям города и командованию Черноморского флота понадобилось уже в первый день Великой Отечественной войны. Немецкие бомбардировщики появились в небе над главной базой Черноморского флота в 3 часа 13 минут 22 июня 1941 года. В самый канун войны командующим войсками пограничных военных округов были разосланы шифровки, предупреждавшие о возможных провокациях со стороны немцев 22–23 июня и категорически запрещавшие открывать огонь и переходить границы. Несмотря на это, прекрасно осознавая возможные последствия нарушения приказа, командование флота во главе с адмиралом Ф. Октябрьским приняло решение дать отпор агрессору. Показателен разговор адмирала с Берией:

«То, что произошло в следующие минуты, врезалось в память навсегда, — вспоминает адмирал Октябрьский. — В трубке раздался властный голос потревоженного не вовремя человека.

— Говорит Берия. Что там у вас происходит?

Не дослушав мой доклад, Берия грубо прерывает меня:

— Какой там на вас налет! Вы с ума сошли!

— Я со всей ответственностью докладываю, что в Севастополе идет самый настоящий бой с авиацией противника, идет война!

Берия вновь раздраженно кричит:

— Какая война? Какой противник?

— Доложить точно, какой противник, я не могу, но что это враг, никакого сомнения быть не может.

Он вновь кричит:

— Какой может быть враг! Вы провокатор! Вас свои бомбят! Вы не знаете, что у вас под носом делается! Это ваша авиация! Какое вы имеете право говорить о войне!

Тогда я докладываю:

— Мы имеем уже с полсотни раненых, десятки убитых, уже сбили несколько неизвестных самолетов.

Берия бросает трубку… Я до конца дней своих не смогу забыть содержание этого разговора».

Кроме всего прочего, приведенный диалог свидетельствует и о степени заблуждения высшего советского руководства относительно истинных намерений нацистской Германии, о степени психологической неготовности к такому повороту событий.

Решительность командования созданного Севастопольского оборонительного района (СОРа) и самоотверженность защитников города стали главным препятствием на пути 11-й армии Э. фон Манштейна, знаменитого гитлеровского генерала. Еще до подхода немецких войск вокруг города была создана глубоко эшелонированная полоса оборонительных укреплений. В отработанных штольнях заложили так называемые спецкомбинаты. Именно они в тяжелые дни осады обеспечивали снабжение советских подразделений боеприпасами (теми, что могли изготавливаться на месте), обмундированием, ремонтировали военную технику.

Предпринятая вермахтом попытка сходу взять город, в котором не было регулярных сухопутных подразделений, завершилась провалом в ноябре 1941 года. На пути врага встали наспех сформированные из моряков и севастопольцев полки. В дальнейшем Манштейн, подгоняемый Гитлером и собственным тщеславием, несколько раз объявлял о «последнем и решительном штурме» Севастополя. Однако на действительно последний штурм вермахт оказался способен только в мае 1942 года. К этому времени судьба города была практически предрешена.

Во-первых, Черноморский флот и Приморская армия (последняя была переброшена в город после 60-дневной обороны Одессы), защищавшие Севастополь, были полностью обескровлены. Прорывавшиеся с «большой земли» транспорты не могли сколько-нибудь серьезно восполнить потребности СОР в бойцах и боеприпасах. К тому же многие суда так и не достигали Севастополя: они шли преимущественно без воздушного прикрытия и становились легкой добычей люфтваффе. Все это позволило гитлеровцам создать просто гигантский перевес над оборонявшимися. Особенно ощутимым было превосходство в артиллерии — более чем в 3 раза, в танках — в 12 раз, в авиации — в 15 раз. По подсчетам французского военного историка Шассена, на протяжении завершающих 20 дней обороны Севастополя по городу было выпущено 30 тыс. снарядов, сброшено 125 тыс. тяжелых авиационных бомб. Как отмечает французский исследователь, столько же с начала войны английский воздушный флот сбросил на Германию.

Во-вторых, в мае 1942 года прекратил свое существование Крымский фронт, командование которого не только не смогло оказать действенную помощь севастопольцам, но даже не сумело удержать собственные оборонительные рубежи. Впоследствии Манштейн признавал, что Крымский фронт имел прекрасную возможность нанести если не смертельный, то очень чувствительный удар во фланг его 11-й армии, однако возможность эту не использовал, проявляя совершенно непонятную вялость и безынициативность.

Игнорируя безвыходность положения, сложившегося вокруг Севастополя к концу мая 1942 года, Ставка не отдает распоряжение об эвакуации СОР. Более того, директива военного совета Северо-Кавказского фронта, которому был подчинен СОР, № 00201/ОП от 28 мая 1942 года содержала следующий приказ: «Предупредить весь командный, начальственный, красноармейский и краснофлотский состав, что Севастополь должен быть удержан любой ценой. Переправы на кавказский берег не будет».

В телеграмме, направленной в истекающий кровью город, И. Сталин ставит в пример для всей Красной Армии и советского народа героическую борьбу защитников Севастополя и выражает уверенность, что последние «с достоинством и честью выполнят свой долг перед Родиной». Телеграмму севастопольцы получили 12 июня 1942 года в разгар жесточайших и безнадежных боев. Трудно сказать, что имел в виду Главнокомандующий, говоря о «долге перед Родиной». Неужели, ведя более 200 дней неравную схватку, защитники Севастополя свой долг перед Родиной еще не выполнили?

Еще один вопрос. Кто и как мог и должен был выполнить долг перед севастопольцами? Ответ на этот вопрос вновь сталкивает нас с привычной для советского Верховного Командования (особенно на начальном этапе войны) манерой воевать, бросая на произвол сотни тысяч своих солдат и офицеров. Решение Ставки оставить город было получено только 30 июня 1942 года, когда немцы прорвали оборону в районе Сапун-горы и форсировали Северную бухту, а боевые действия приобрели характер уличных боев.

Советский школьный учебник сообщал старшеклассникам, что «4 июля 1942 года героические защитники по приказу Ставки после 250 дней борьбы оставили Севастополь». Если бы так. Никто ни в Ставке, ни в штабе Северо-Кавказского фронта не то что не готовил, а даже не планировал эвакуацию этих самых героических защитников! В ночь на 1 июля последние самолеты и подводные лодки вывезли на Кавказ командование и руководителей города, небольшое количество раненых. Однако на берегу Херсонесского мыса и на Гераклейском полуострове без артиллерии, боеприпасов, медикаментов, продовольствия и воды осталось около 80 тыс. красноармейцев. Не имея возможности ни сражаться, ни отступать, они бросались в отчаянные рукопашные схватки, держались из последних сил, ожидая прихода кораблей. Под покровом ночи 3 июля к берегу смогли подойти 2 тральщика и 5 сторожевых катеров, взявшие на борт несколько сот человек. Этот транспорт оказался последним.

Отдельные группы брошенных на произвол защитников Севастополя продолжали сопротивление до 11 июля. Попытки почти безоружных людей прорвать немецкие заслоны и пробиться в горы к партизанам также оказались неудачными.