В питании растений, в общем-то, нет ничего удивительного. Над землей их листья вбирают солнечный свет и углекислый газ, а корни вытягивают из почвы влагу и более десятка различных питательных веществ — прежде всего минеральные соли, — удовлетворяя свою потребность в азоте, сере и фосфоре.

Более увлекательны — по крайней мере, с точки зрения кинематографии — такие крайние случаи, когда стандартного питания недостаточно и растения устраивают дополнительную охоту — на мелких насекомых. Вспомним, например, плотоядные растения.

Плотоядные растения? Ладно, хорошо. Но что нового можно о них сообщить? Еще Чарлз Дарвин написал о них целую книгу. Ни один урок биологии не обходится без этой темы, да и в Интернете предлагается выращивать на подоконнике венерину мухоловку. Скажем так: достаточно избитая тема. Или все-таки что-то непознанное осталось? Может быть, я когда-нибудь натыкался на белое пятно? Восстановить его в памяти мне так и не удалось, припомнилось только вот что: три вопросительных знака. Должно быть, мне попалась какая-то заметка в газете, и я нарисовал на полях три огромных вопросительных знака. Они так и стоят у меня перед глазами. Что же меня так встревожило и заставило усомниться?

Я полагаюсь на самый мощный внешний носитель моей информации — деревянный аптечный шкаф с тридцатью шестью ящиками. На одном из них надпись: «Причудливое». Именно здесь я нахожу искомое: под статьей о мягком порно для рыб лежит черно-белая фотография непентеса с острова Борнео. Если верить статье под картинкой, это растение за час поймало и переварило шесть тысяч термитов. Теперь мои вопросительные знаки на полях кажутся более чем обоснованными. Шесть тысяч за один час! Такое трудно представить. Получается, насекомые должны были, подобно леммингам, бросаться в глубь кувшинчика. Но с чего бы они стали так поступать?

Можно предположить, что это ошибка. Или ложное сообщение. Потому что непентесы никуда не торопятся; они действуют медленно, очень медленно, как я узнал много лет назад во время одной киноэкспедиции в Венесуэлу, на столовые горы. Эти горы, также называемые тепуи, — мощные, состоящие из песчаника массивы, которые, подобно архипелагу скалистых островов, взмывают над влажными тропическими лесами. Их плато на две-три тысячи метров превосходят вершины деревьев, и сверху они совсем не похожи на плоскую доску. Тогда мы оказались посреди каменистого ландшафта, изрезанного невероятными ущельями, с острыми каменными иглами и глубокими каньонами. А посреди всего этого — пестрые, размером с тарелки оазисы из растительных «подушек» и заболоченные луга с необычными растениями. Лишь через некоторое время нам стало ясно, что мы окружены целыми полчищами плотоядных растений. И что это скопление — не причуда природы, а выражение крайней нужды.

Почти каждый день на высокогорные плато сходят напоминающие Всемирный потоп грозовые ливни, вскормленные массами водяного пара влажных тропических низменностей. К ним добавляются порывистые ветры, которые направляют капли дождя вниз, и те, как острые иглы, вонзаются в горную породу. Почти все минералы и питательные вещества при этом вымываются и уносятся из песчаника вместе с водяными потоками. Безвозвратно. Гигантские водопады (например, водопад Анхель высотой примерно в 980 метров, считающийся самым крупным в мире) обрушивают влагу обратно в тропические леса.

Растения на плато остаются ни с чем. Необходимые для жизни питательные вещества, такие, как соли азота, серы или фосфора, в почве почти отсутствуют; здесь, кажется, возможно лишь скудное существование. Обычно так и происходит. Однако на столовых горах бывает хуже. Растения реагируют на эту ситуацию таким до бесстыдства гениальным решением: презрев растительное существование, они отваживаются вторгнуться в царство животных.

Вместо того чтобы при помощи корней тщательней прощупать почву и отыскать дефицитные вещества, они тянутся за ползающими и летающими питательными пакетами. Они ловят и пожирают насекомых не хуже голодных животных.

Способы ловли весьма разнообразны, но, как правило, в ловушки переоборудуются самые обычные листья. Здесь добычу поджидают подвижные волоски с клейкими капельками — примерно как у нашей росянки. А там — тысячи зеленых трубочек (свернутые листья броккинии, растения, которое можно встретить только на столовых горах). Трубочки ведут себя вполне безобидно, как маленькие дымоходы высотой от двадцати до тридцати сантиметров. Но внутренние стенки — гладкие точно зеркало, и то, что кажется идеальным, безобидным местом для приземления, быстро превращается в смертельную западню. Иными словами, насекомым в этой местности приходится нелегко.

А как противостоять гелиамфорам, этим броским кувшинчикам, привлекающим внимание сразу тремя видами приманок? Цветом, запахом и вкусом. Название выбрано удачно. Наша «амфора» — зеленый резервуар-ловушка, этакий выросший из почвы фужер, заполненный примерно на одну треть дождевой водой и разными примесями. Дождевые массы порой меняют уровень воды, однако кувшинчик сам регулирует его благодаря всасывающим и откачивающим жидкость железам, расположенным в его стенках. Но в первую очередь он насыщает воду органическими кислотами и ферментами, расщепляющими белок, и тем самым превращает дождевую воду в пищеварительную жидкость. Наша «амфора» служит растению желудком.

Однако и первая часть названия, «гели-» (от латинского слова helios — «солнце»), имеет большое значение. Нарост на краю кувшинчика нависает над серединой чашечки, будто бра, и заканчивается своего рода абажуром. Ослепительно красным. Таким, что издалека видно. Кроме того, он источает запах, распространяет приятный аромат, который должен привлечь мух, муравьев или жучков. И тот, кто поддастся этому искушению, будет щедро вознагражден (пусть даже всего один раз): из красного «абажура», особенно с его внутренней стороны, сочатся прекрасные сладкие капельки нектара. Здесь и вправду есть чем поживиться (рис. 1).

Гелиамфоры можно найти только в столовых горах. Они привлекают насекомых ароматом, который источают их ярко-красные «абажурчики»

Внушительные усилия, особенно если знаешь, что все это служит гелиамфорам лишь для того, чтобы набить брюхо. Да и достигается это нечестным путем: запах и цвет заманивают жертву в ловушку. Капельки нектара задуманы как приманка. Они должны прельстить гостей, чтобы те осмелились шаг за шагом продвигаться вперед по все более скользкой поверхности, пока, полностью погруженные в свою сладкую трапезу, вмиг не потеряют равновесие. Падение в чашечку цветка — скрытая цель отлаженного ловушечного механизма. Большинству насекомых даже удается, барахтаясь, пробраться сквозь пищеварительный сок и достичь стенки чашечки — но там их уже ожидает завеса из неприступных щетинистых волосков, да и сами стенки чашечки покрыты липким налетом. Спастись едва ли возможно.

И вот мы уже ощутили сочувствие к насекомым. Их заманивают, ловят, едят. Они — жертвы растительного коварства, которому, чтобы сформироваться, понадобились миллионы лет.

Даже мы почувствовали, что нас притягивают эти необычные кувшинчики.

— Эти хоть что-то делают, — похвалил наш оператор. А чуть позже добавил: — Теперь, пожалуйста, запустите туда пчелку. — И еще позже: — Мне нужно действие! Где же все насекомые?

Больше часа мы все находились в состоянии готовности, вот только действие никак не хотело начинаться. Потом вдруг по краю кувшинчика пробежал муравей. Мы затаили дыхание, ожидая, что он туда свалится. Насекомое выглядело совершенно беззаботно, даже вскарабкалось на красный фонарик… Но столь же беззаботно поползло вниз и отправилось прочь, куда глаза глядят. Может, стоило обрадоваться этому чудесному спасению? Однако мы не обрадовались.

Не один битый час мы ожидали, что плотоядное растение наконец начнет есть плоть. Ничего подобного. Потом пошел дождь. Резкий и очень сильный. Никто не хотел в этом признаваться, но вынужденное окончание съемок тоже было облегчением. Я терпеть не могу тупое ожидание, которое одновременно сопряжено с напряжением и беспокойством. Когда ты надеешься на какое-то событие, которое так и не происходит. С этим покончено. Мы немедленно убрали камеры в водонепроницаемые пластиковые мешки, облачились в дождевики и резиновые сапоги, и у нас создалось приятное ощущение, что мы ничего не пропустили. Ни один жучок, ни одна пчелка не отважились бы на полет сквозь эти барабанящие по земле потоки воды. Отступаем в лагерь. Чтобы завтра снова вернуться.