Если попытаться перечислить самые
знаменитые скульптуры тех скульпторов, о которых шла речь, то, пожалуй,
это будут: «Тираноубийцы» Крития и Несиота, «Дискобол» Мирона, «Дорифор»
Поликлета, «Афродита Книдская» Праксителя, «Апоксиомен» Лисиппа и
«Лаокоон» Агесандра.
Ни одна из этих статуй не дошла до нас — и
все же мы их знаем. Дело в том, что сохранились их копии, подчас
довольно многочисленные: богатые люди любили украшать свои дома и дворы
копиями знаменитых скульптур. Представьте себе, что Третьяковская
галерея погибла, а репродукции и копии с ее картин сохранились, — вот
так и здесь. По древним копиям мы судим о древних оригиналах, не
забывая, конечно, что копия всегда хуже оригинала и часто бывает
неточна. Иногда голова статуи лучше сохранилась в одной копии, а
туловище — в другой; тогда ученые делают гипсовые слепки этой головы и
этого туловища, совмещают их и изучают получившуюся реконструкцию.
Древнейшие статуи были простые и прямые.
Они стояли навытяжку, руки по швам, глядя прямо перед собой, как солдат
перед фотографом. Мужские статуи были нагие, женские — одетые: на первых
скульпторы учились точно передавать анатомию тела, на вторых — складки
драпировок. А шесть статуй, которые мы перечислили, — это как бы шесть
ступеней, по которым восходили скульпторы к передаче гибкости и
подвижности живого тела.
Двойная статуя в честь тираноубийц
Гармодия и Аристогитона была поставлена после свержения тирании в
Афинах. Ксеркс, захватив Афины, снял ее и увез в Персию. Когда персов
прогнали, поставили новую, она и сохранилась в копиях: Аристогитон
протягивает ножны, Гармодий выхватывает из них меч. Греки привыкли, что
их однофигурные статуи симметричны: правая сторона фигуры точь-в-точь
как левая. И первую свою двухфигурную статую они сделали так же
симметрично: в центре оба героя вынесли вперед руки и выдвинули ноги, по
краям — отвели их назад. Получилось очень цельно и величественно.
Вспомните хорошо знакомую вам статую В. Мухиной «Рабочий и колхозница»: в
ней две фигуры объединены точно такой же позой.
«Дискобол» был знаменит тем, что это была
первая и удивительно смелая попытка неподвижной статуей передать
движение. Для этого скульптор Мирон выбрал неуловимый момент между двумя
движениями: атлет только что до предела раскачал свое тело в замахе и
вот-вот рванется в посылающий толчок. Главным для скульптора было
преодолеть привычку к симметричным фигурам, и он ее преодолел: никакой
симметрии в статуе нет. Но он не преодолел другой привычки: его
«Дискобол» рассчитан только на взгляд спереди, как картина; обходить его
кругом неинтересно. Искания продолжались.
«Дорифор» («Копьеносец») Поликлета — это
статуя, которую скульптор сделал как иллюстрацию к своему сочинению
«Канон» («Мера»). Здесь он рассчитывал те самые пропорции человеческого
тела, которые должен соблюдать художник: какую долю тела составляет
ступня, голова и так далее. Голова здесь укладывается в росте еще не
восемь, а только семь раз: фигура сложена плотнее и крепче. Но главным у
Поликлета было открытие перекрестной неравномерности движения тела:
если из двух ног сильнее напряжена левая, то из двух рук — правая, и
наоборот. (Вспомните: маршируя, вы делаете одновременно шаг левой ногой и
взмах правой рукой, а потом наоборот.) Дорифор напряжен именно так:
опирается он на правую ногу, а копье держит в левой руке. От этого все
его тело приобретает естественную легкость и гибкость, «Дорифора» можно
обойти и видеть: он не позирует, он живет.
«Афродита Книдская» стала каноном женской
красоты, как «Дорифор» — мужской. Это была первая нагая женская статуя —
до тех пор делались только одетые. Чтобы это не слишком поражало,
Пракситель изобразил богиню как бы после купания: у ног ее — сосуд для
воды, в руке — покрывало. Все равно это было непривычно; говорили, что
статую Афродиты заказывали Праксителю жители острова Коса, он сделал две
нагую и одетую; заказчики поколебались и все-таки взяли одетую, а
соседи их и соперники, жители Книда, отважились взять нагую, и это
прославило их город; со всей Греции любители прекрасного ездили в Книд
только затем, чтобы посмотреть на Афродиту Праксителя.
Красивое слово «Апоксиомен» означает всего
лишь «обскребающийся»: юноша, полукруглым скребком счищающий с себя
масло и песок после упражнений в борьбе. Это такой же атлет, как у
Поликлета, но пропорции его стройнее, а поза свободнее: голова его
укладывается в росте восемь раз, и стоит он настолько непринужденно, не
обращая внимания на зрителя, что если «Дорифора» можно было обойти
вокруг, то «Апоксиомена» нужно обойти вокруг — иначе ни с какой
отдельной точки зрения полного впечатления от него не получишь. Именно
этого и добивался Лисипп. Когда его спрашивали, как у него это
получается, он отвечал: «Когда я начинал учиться, я спросил учителя,
какому из мастеров подражать; и он мне ответил: „Природе"». Для Лисиппа
«Апоксиомен» был лишь одной из полутора тысяч сделанных им статуй, но
потомкам он полюбился больше всех. Из Греции его увезли в Рим, там он
стоял на площади, а когда один император вздумал перенести его к себе во
дворец, то народ поднял такой ропот, что пришлось вернуть статую
обратно.
«Лаокоон» словно переносит нас в другой
мир. До сих пор перед нами были цветущие мужчины, здесь — старик и дети;
до сих пор был величавый покой, здесь — мучительная борьба. Это вкусы
новой эпохи, после Александра Македонского, когда искусство уже смелее
играло с земными страстями. Лаокоон был жрец, предостерегший троянцев,
что город их может пасть от деревянного коня; за это Посейдон выслал из
моря двух змей, и они задушили Лаокоона и двух его сыновей. Мы видим:
один уже изнемог, другой еще только что схвачен, а между их опутанными
телами — торс отца, который выгнулся в последнем напряжении, набравши
воздуха и задержавши выдох: перед нами такое же мгновение неподвижности
между двумя сильными движениями, как в «Дискоболе» Мирона. Статую эту
раскопали в начале XVI в., и великий Микельанджело твердо сказал, что
это лучшая статуя в мире.
В этот список шедевров могли бы войти еще
две статуи. Одна — это статуя Зевса в Олимпии работы Фидия; вся
античность единодушно считала ее чудом света, но до нас она не дошла
даже в копиях: она была огромная, деревянная, с облицовкой из золота и
слоновой кости, и копированию не поддавалась. Другая — это Гермес с
младенцем Дионисом на руках работы Праксителя; это единственная статуя
великого мастера, дошедшая до нас в подлиннике, и ученые сверяются с
ней, чтобы по поздним копиям других статуй представить себе оригиналы,
но в древности она никакой особенной известностью не пользовалась.
И еще две статуи неизвестных мастеров
следует здесь хотя бы назвать: Аполлона Бельведерского и Венеру
Милосскую (правильнее — Афродиту Мелосскую). Первая изображает бога,
только что поразившего змея Пифона:
Лук звенит, стрела трепещет, И, клубясь, издох Пифон, И твой лик победой блещет, Бельведерский Аполлон! (А.С. Пушкин) Вторая — статуя с отбитыми руками, которых не реставрируют, потому что любая реставрация помешает видеть изгиб тела богини:
Так, вся дыша пафосской страстью, Вся млея пеною морской И все победно и вея властью, Ты смотришь в вечность пред собой. (А.А. Фет) XVIII
век преклонялся перед Аполлоном Бельведерским, XIX век — перед Венерой
Милосской; сейчас восторг перед ними уменьшился, но из уважения к отцам и
дедам не упомянуть о них нельзя. |