По-гречески «закон» будет «номос». Слово
это многозначно, и одно из его значений неожиданно. Оно значит:
«музыкальное произведение строгой формы». Почему? Потому что для грека
музыка была самым совершенным выражением порядка. Когда все звуки
согласованы со всеми, они звучат прекрасно; когда хоть один выбивается
из согласия — вся гармония гибнет. Там, где в мире все упорядочено до
совершенства, сама собой возникает музыка: глядя на мерное круговое
движение небесных светил, греки верили, что они издают дивно
гармонические звуки, «музыку сфер», и мы ее не слышим только потому, что
с младенчества к ней привыкли. И наоборот, там, где возникает музыка,
все вокруг из беспорядка приходит в порядок: когда мифический Орфей
играл на лире, то слушавшие его дикари переставали быть дикарями,
подавали друг другу руки, договаривались об общих законах и начинали
жить семьями, городами и государствами.
В
самых древних лирах нижней частью корпуса служил панцирь черепахи
(хороший резонатор для звука!), а верхней — два рога козы. В более
поздних кифарах полый корпус изготовлялся из дерева или металла. Лиры
изображены в верхнем ряду, кифары — в нижнем.
Орфей
погиб, растерзанный вакханками — неистовыми служительницами бога
Диониса, которые хотели жить не по закону, а по природе, как ветер дует и
трава растет. Его голову и лиру бросили в море. Их понесло волнами и
вынесло по другую сторону моря — на остров Лесбос. И Лесбос стал
колыбелью греческой музыки. На нем родились Терпандр и Арион.
Спарта была сильна мужами и крепка оружием.
Но два раза это не могло выручить ее из беды — и тогда ее спасало не
оружие, а песня. Один раз это было во время внешней войны — с Мессенией:
тогда Спарту спас афинский гость — поэт Тиртей. Другой раз это было
опаснее — во время внутренних раздоров: тогда Спарту спас лесбосский
гость — Терпандр.
Из-за чего возникли раздоры, никто не
помнил, но они были страшные: город был как безумный, люди бросались
друг на друга с мечами и на улицах и в застольях. Обратились в Дельфы;
оракул сказал: «Призовите Терпандра и почтите Аполлона». Призвали
Терпандра. В руках у него была невиданная лира — не четырехструнная,
какую знали раньше, а семиструнная, какой она и осталась с тех пор. Он
ударил по струнам — и, слушая его мерную игру, люди стали ровнее дышать,
добрее друг на друга смотреть, побросали оружие, взялись за руки и,
ступая в лад, повели хоровод в честь бога Аполлона. Он играл перед
советом и народным собранием — и несогласные приходили к согласию,
непримиримые мирились, непонимающие находили общий язык. Он играл в
застольях и домах — и в застольях воцарялась дружба, а в домах — любовь.
Потомки ничего не запомнили из песен Терпандра — разве что несколько
строчек. Но память его благоговейно чтили во все века.
Как Терпандр приплыл с Лесбоса в Спарту,
так Арион прибыл с Лесбоса в Коринф — учить греков закону гармонии. Это
было уже при тиране Периандре. Угождая народу, Периандр завел в Коринфе
праздники в честь Диониса, бога вечно возрождающейся природы. На
праздниках выступали хоры; участники хоров были одеты сатирами —
веселыми козлоногими спутниками Диониса; они пели песни о его деяниях —
не такие торжественные, но такие же стройные, как и в честь Аполлона, а
сочинял эти песни Арион.
Отслужив Периандру, Арион поехал с песнями в
другие города, заработал там много денег и пустился обратно в Коринф.
Корабельщики, с которыми он плыл, увидели его богатство и решили Ариона
убить, а деньги его поделить. Разжалобить их было невозможно. Тогда
Арион попросил об одном: он споет свою последнюю песню и сам бросится в
море. Ему позволили. Он надел свой лучший наряд, взял в руки лиру, встал
на носу корабля, громким голосом пропел высокую песнь и бросился в
море. И случилось чудо: из моря вынырнул дельфин, принял Ариона на свою
крутую спину и после долгого плавания вынес его на греческий берег.
Изумленный Периандр воздал Ариону почести, как любимцу богов,
корабельщики были наказаны, а на том берегу поставили медную статую
человека верхом на дельфине.
Двадцать пять веков спустя от имени этого
Ариона написал свое аллегорическое стихотворение Пушкин — о том, что,
несмотря ни на какие бедствия, он верен своим идеалам:
Я гимны прежние пою И ризу влажную мою Сушу на солнце под скалою. |