У Македонского царства был сосед-близнец —
Эпирское царство, с такими же горами, лесами и сильными людьми.
Македонские цари считали себя потомками Геракла, эпирские — потомками
Ахилла; между собой они были в родстве. Македонское царство было
обращено лицом на восток, Эпирское — на запад, к Италии. Еще когда в
Македонии правил Александр Македонский, в Эпире правил его дядя,
Александр Эпирский; и когда Македонский пошел завоевывать Персию, то
Эпирский двинулся походом в Италию: «Племянник идет в женскую половину
мира, я — в мужскую». Италию он не завоевал и скоро погиб в сражении. Но
мечта о том, чтобы создать в Европе такую же великую державу, какую
Александр создал в Азии, у эпирских царей осталась.
Пирр Эпирский был родственником этого
Александра. Он тоже воевал на западе, но великой державы не построил. Он
был не строителем, а воином: война опьяняла и увлекала его сама по
себе, а зачем и за что она ведется, он не думал. Он участвовал во всех
схватках между наследниками Александра Македонского, дважды был царем
бесхозной Македонии, но всякий раз бросал завоеванное и пускался в
какую-нибудь новую заманчивую войну. Ему еще не было двадцати лет, когда
старый Антигон Одноглазый на вопрос, кто в Греции лучший полководец,
ответил: «Пирр, если доживет до старости», — и добавил: «Правда, он
умеет играть и не умеет выигрывать».
Народу обычно тяжко приходится от таких
правителей, и все-таки он их любит. Однажды Пирру доложили: «Такие-то
молодые люди бранили тебя на пиру». Он их вызвал к себе: «Бранили?» —
«Бранили, царь, и, будь у нас покрепче вино, еще не так бы бранили!»
Пирр расхохотался и отпустил их. Своему вербовщику он говорил: «Твое
дело — чтобы парни в войске были рослые и сильные, а чтобы они были
храбрые, это уж сделаю я!» И делал.
К этому Пирру пришли за помощью послы из
Тарента. Греческие города в Италии были в опасности: до сих пор их
соседями были храбрые, но разрозненные италийские племена, теперь эти
племена объединил под своею властью Рим. О Риме грекам уже случалось
слышать. Слышали, будто он основан потомками Энея, троянского героя,
после гибели Трои уплывшего на запад. Слышали, что народ там славен
простотой и суровой доблестью, как древние спартанцы. Слышали, что на
площади в Риме стоит статуя Пифагора и мудрый римский царь Нума Помпилий
считается Пифагоровым учеником. Но воевать с римлянами грекам еще не
приходилось.
Пирр бросил все дела и собрался в поход на
Италию. У него был советник — оратор Киней, ученик Демосфена; Пирр
говорил, что Киней покорил ему больше городов словом, чем сам он —
оружием. Киней спросил: «Государь, а что мы будем делать, завоевав
Италию?» — «Завоюем Сицилию». — «А потом?» — «Завоюем Африку». — «А
потом?» — «Завоюем Македонию и Грецию». — «А потом?» — «Будем жить
припеваючи, есть, пить и веселиться». — «Так что же нам мешает заняться
этим уже сейчас?» Пирр рассмеялся, но войну все-таки начал.
В Италии Пирр бился с римлянами в трех
сражениях. Первое закончилось решительной победой, второе — не
решительной победой, третье — поражением.
Первую победу доставили Пирру боевые
слоны. Римляне видели их в первый раз и бежали в панике. Объезжая поле и
глядя на трупы врагов, Пирр сказал: «Римляне со мной, а я с римлянами
могли бы покорить весь мир!»
После победы Пирр послал в Рим Кинея. Он
предложил римлянам мир и союз, если они откажутся от своих завоеваний.
Римский сенат уже готов был согласиться. Честь Рима спас старейший из
сенаторов — Аппий Клавдий; он был дряхл и слеп, в сенат его принесли на
носилках. Он произнес речь: «До сих пор, римляне, я жалел, что лишился
зрения; теперь, слыша ваши слова, я жалею, что не лишился и слуха…»
Сенаторы устыдились. Киней воротился из Рима ни с чем. «Каков показался
тебе сенат?» — спросил его Пирр. «Это — собрание царей», — отвечал
Киней.
Римляне сами отправили посольство к Пирру
для переговоров о выдаче пленных. Возглавлял посольство Фабриций — он
был стар, прост, суров и благороден. Пирр был от него в восторге. Он
предлагал Фабрицию перейти к нему на службу и стать первым среди его
друзей. «Не советую, царь, — сказал Фабриций. — Когда твои подданные
узнают меня, они отнимут престол у тебя и предложат мне». Врач Пирра
послал Фабрицию тайное письмо, предлагая отравить царя. Фабриций гордо
отказался. Он переслал письмо Пирру с запиской: «Убедись, царь, что ты
не умеешь видеть ни своих друзей, ни своих врагов». Пирр воскликнул:
«Скорее солнце сойдет со своего пути, чем Фабриций — с пути
добродетели!» В благодарность Пирр отпустил без выкупа всех римских
пленных. Фабриций не пожелал остаться в долгу и отпустил ровно столько
же эпирских пленных. Так в борьбе двух благородств последнее слово
осталось за римлянином.
Во второй битве Пирр одержал победу, но
понес огромные потери. «Еще одна такая победа, и у меня не останется
войска!» — воскликнул он. С этих пор слова «пиррова победа» стали
поговоркой. «Ты бьешься с лернейской гидрой, государь, — сказал Киней, —
у римлян, что ни год, вырастают новые воины».
После второй битвы Пирр неожиданно оставил
Италию и отправился в Сицилию. Как всегда, ему не сиделось на месте. С
греческими городами Италии он поссорился, а греческие города Сицилии
звали его на помощь против карфагенян. В Сицилии повторилось то же
самое. Пирр разбил карфагенян, оттеснил их в самый дальний угол Сицилии,
но опять поссорился с греческими союзниками и, не кончив войны,
вернулся в Италию. Покидая Сицилию, он сказал: «Какое поле боя мы
оставляем римлянам и карфагенянам!»
Третья битва Пирра с римлянами была
поражением. Как в первой битве причиной победы, так в этой причиной
поражения были слоны. Римляне осыпали их горящими стрелами; молодой слон
в первом ряду дрогнул и затрубил; мать-слониха на другом конце строя
заслышала голос сына и бросилась к нему, раскидывая всех на пути; ряды
смешались, слоны ринулись на свои же войска, началось бегство и
беспорядочная резня.
Дальнейшая борьба была невозможна. С
остатками войска Пирр отчалил на родину. Здесь, едва осмотревшись, он
бросился в новую войну: против Антигона Младшего, за Македонию и Грецию.
Ему хотелось взять Спарту, которую тогда никто еще не мог покорить.
Спартанцы ответили так: «Если ты бог, то мы ничем не обидели тебя; если
ты человек, то найдется человек и сильнее тебя». Взять Спарту не
удалось: город огородился укреплениями, женщины стояли на валах рядом с
мужчинами. Пирр отошел и ударил на Антигона, тот не принял боя. Пирр
послал сказать ему: «Если ты храбр — прими бой». Антигон ответил: «Если
ты умен — заставь меня принять бой». Пирр бросился на соседний Аргос, в
тесных городских улицах завязалась резня, солдаты не могли пошевелиться,
не поранив друг друга. Пирр, возвышаясь на коне, ободрял бойцов; чтоб
его было видней, он снял свой знаменитый рогатый шлем. Тут его ударила в
шею черепица, брошенная с крыши, и он упал. Воин Антигона хотел
отрубить ему голову, но полумертвые глаза глядели так страшно, что рука
его дрожала, и он резал долго и мучительно. Антигон заплакал, увидев
голову того, кто сражался еще при его деде, и велел похоронить Пирра в
Аргосе, на священной земле Деметры.
В Санкт-Петербурге по четырем углам
главного здания Адмиралтейства видны на фоне неба четыре сидящих воина.
Не все знают, кто они такие. Это четыре самых великих полководца
древности: Ахилл, Юлий Цезарь, Александр и Пирр. |