Семь спорят городов о дедушке Гомере —
В них милостыню он просил у каждой двери.
(Английская эпиграмма)
После
переселения дорян в Греции сразу стало тесно. Нужно было искать новые
земли. Люди стали собираться отрядами, садились на корабли и
отправлялись за море основывать новые греческие поселения на иноземных,
«варварских» берегах.
Первое направление этой колонизации
напрашивалось само собой: через Эгейское море, на противоположный
малоазиатский берег. Все четыре греческих племени зашевелились и
тронулись с места. С острова на остров, как с камня на камень, они
перешли Эгейское море. Эоляне заняли север малоазиатского побережья с
островом Лесбос, доряне — юг с островом Родос, ионяне — середину с
островами Хиос и Самос и с новооснованными городами Смирной, Эфесом,
Милетом. Ахейцы же обратились в другую сторону и направили первые
корабли в бурное западное море, к берегам Италии и Сицилии.
Новые места всколыхнули старые воспоминания.
Поселенцы малоазиатских берегов вспоминали, как невдалеке от этих мест
их давние предки бились под Троей; разведчики западных морей вспоминали,
как в этих же краях скитался по дороге на родину Одиссей. И когда
знатные люди новых городов сходились на пиры и развлекались песнями, они
все чаще требовали, чтобы им пели про Троянскую войну и про странствия
Одиссея.
Пели эти песни сказители — аэды. Они
передавали их из рода в род, изменяли или дополняли древние песни,
слагали по их образцу новые. Поколения аэдов выработали для песен мерный
длинный стих — гекзаметр, поэтический язык, богатый старинными словами и
оборотами, набор готовых выражений для описания часто повторяющихся
действий. Такие песни были очень похожи на наши былины. И длиной они
были как былины: на час пения или около того, чтобы слушатели не
заскучали. Если нужно, певец всегда мог и сжать и растянуть свой рассказ
— например добавить подробностей, — как герой, вооружаясь к бою,
надевает сперва поножи, потом панцирь, потом шлем, берет меч, потом щит,
потом копье, и какой мастер изготовил этот щит, и от какого предка
достался ему этот меч.
Таким аэдом, бродячим слепым сказителем, был
и Гомер — тот, кто впервые создал вместо коротких песен две большие
поэмы-эпопеи: «Илиаду» о Троянской войне и «Одиссею» о возвратных
странствиях героя. О самом Гомере никто не помнил ничего достоверного —
даже места его рождения:
Семь городов соревнуют за мудрого корень Гомера: Смирна, Хиос, Колофон, Саламин, Пилос, Аргос, Афины. Эти
семь спорили в его упорней; но и другие города считали себя родиной
Гомера — даже Вавилон и Рим. Соглашались лишь в том, что жил он бродячим
бедняком, зарабатывая на жизнь пением песен. Например, таких:
Если вы денег дадите, спою, гончары, я вам песню: «Внемли молитвам, Афина! десницею печь охраняя, Дай, чтобы вышли на славу горшки, и бутылки, и миски, Чтоб обожглись хорошенько и прибыли дали довольно, Чтоб продавалися бойко на рынке, на улицах бойко, Чтобы от прибыли жирной за песню и нас наградили». Если ж, бесстыжее племя, певца вы обманете дерзко. Тотчас же всех созову я недругов печи гончарной: «Эй, Разбивака, Трескун, Горшколом, Сыроглинник коварный, Эй, Нетушим, на проделки во вред ремеслу тороватый, Бей и жаровню и дом, вверх дном опрокидывай печку, Все разноси; гончары же пусть криком избу оглашают… Пусть они с жалобным стоном на лютое бедствие смотрят!» Буду, смеясь, любоваться на жалкую долю злодеев. Если спасать кто захочет, тому пусть голову пламя Всю обожжет, и послужит другим его участь наукой. «Илиада»
и «Одиссея» — очень длинные поэмы, по триста с лишним страниц. Переход
от сочинения небольших былин к сочинению длинных связных эпопей — дело
сложное. Тут было два пути. Один более легкий: можно было нанизать
эпизоды подряд, слаживая конец одного с началом другого, от самого
похищения Елены и до возвращения всех героев. Другой более трудный:
можно было взять какой-нибудь один эпизод и, расширяя его подробностями,
вместить в него все, что было поэтически интересного во всей Троянской
войне.
Гомер пошел по трудному пути. Он выбрал для
каждой поэмы только по одному эпизоду из десятилетней войны и
десятилетних странствий. Для «Илиады» это гнев Ахилла на Агамемнона и
его жестокие последствия: гибель Патрокла и месть Ахилла Гектору. Для
«Одиссеи» это последние два перехода в плаваньи героя: от острова
Калипсо до острова феаков и от острова феаков до родной Итаки, а там —
встреча с сыном, расправа с женихами Пенелопы и примирение. Все
предшествующие эпизоды скитаний Одиссея вмещены в его рассказ о себе на
пиру у феаков; все остальные эпизоды Троянской войны вмещены в попутные
упоминания в речах действующих лиц. А за всем этим — то в ходе рассказа,
то в пространном описании, то в беглом сравнении — проходит целая
энциклопедия картин народной жизни — труд пахаря и кузнеца, народное
собрание и суд, дом и сражение, оружие и утварь, состязания атлетов и
детские игры. Нынешнему читателю они могут показаться длиннотами,
отвлекающими от действия, но современники Гомера ими наслаждались.
Это не случайно. Это значит, что
современники Гомера почувствовали: между ними и мифическими временами
легла непереходимая грань. По эту сторону — будни, труды, гнет,
бедность, засилье гордой и жестокой знати; по ту сторону — подвиги,
величие, богатство, блеск, каждый доблестен, могуч и благороден, и
всякую подробность хочется бережно сохранить в памяти и подолгу ею
любоваться. Поэтому поэмы Гомера так длинны, и поэтому они так подробны.
В них Греция, вступая на порог истории, прощается с царством сказки.
|