Эзоп был сочинителем басен. Считалось, что
все басенные рассказы, которые потом на разный лад пересказывались в
течение многих веков, впервые были придуманы Эзопом: и про волка и
ягненка, и про лису и виноград, и про лягушек, просящих царя. Его имя
так срослось со словом «басня», что, когда какой-нибудь писатель брался
за сочинение басен, он писал на своей книге: «Эзоповы басни такого-то
писателя».
Эзоп сочинял басни потому, что он был раб и
говорить прямо то, что он думал, было для него опасно. Это был его
иносказательный, «эзоповский язык». А о том, как он был рабом, и у кого,
и что из этого получалось, в народе рассказывали множество веселых
историй.
Рабом он был, так сказать, от природы:
во-первых, он был варвар, во-вторых, урод. Он был фригиец, из Малой
Азии, а фригийцы, по твердому греческому убеждению, только и годились,
чтобы быть рабами. А вид его был такой: голова как котел, нос курносый,
губы толстые, руки короткие, спина горбатая, брюхо вспученное. Зато боги
его наградили даром слова, острым умом и искусством сочинять басни.
От речистого раба хозяин сразу поспешил
отделаться, и повел работорговец Эзопа с партией других рабов на рабский
рынок на остров Самос. Стали разбирать дорожную поклажу, Эзоп просит
товарищей: «Я здесь новый, слабый, дайте мне вон ту хлебную корзину» — и
показывает на самую большую и тяжелую. Посмеялись над ним, но дали.
Однако на первом же привале, когда все поели хлеба, Эзопова корзина
сразу стала легче, а у остальных рабов их мешки и ящики как были тяжелы,
так и остались. Тут-то и стало ясно, что ум у уродца не промах.
На острове Самосе жил простак-философ
Ксанф. Увидел он трех рабов на продаже: двое были красавцы, а третий —
Эзоп. Спросил он: «Что умеете делать?» Первый сказал: «Все!» , второй
сказал: «Все!», а Эзоп сказал: «Ничего!» — «Как так?» — «Да вот мои
товарищи все уже умеют, мне ничего не оставили». — «Хочешь, я куплю
тебя?» — «А тебе не все равно, чего я хочу? Купи меня в советники, тогда
и спрашивай». — «Ты всегда такой разговорчивый?» — «За говорящих птиц
дороже платят». — «Да ты-то ведь не птица, а урод». — «Бочки в погребе
тоже уродливы, а вино в них на славу». Подивился Ксанф и купил Эзопа.
Устроил Ксанф угощение ученикам, послал
Эзопа на рынок: «Купи нам всего лучшего, что есть на свете!» Пришли
гости — Эзоп подает одни только языки: жареные, вареные, соленые. «Что
это значит?» — «А разве язык не самое лучшее на свете? Языком люди
договариваются, устанавливают законы, рассуждают о мудрых вещах — ничего
нет лучше языка!» — «Ну так на завтра купи нам всего худшего, что есть
на свете!» Назавтра Эзоп опять подает одни только языки: «Что это
значит?» — «А разве язык не самое худшее на свете? Языком люди
обманывают друг друга, начинают споры, раздоры, войну — ничего нет хуже
языка!» Рассердился Ксанф, но придраться не мог.
После обеда стали пить вино. Ксанф напился
пьян, стал говорить: «Человек все может сделать!» — «А море выпьешь?» —
«Выпью!» Побились об заклад. Утром Ксанф протрезвел, в ужас пришел от
такого позора. Эзоп ему: «Хочешь, помогу?» — «Помоги!» — «Как выйдете вы
с судьями и зрителями на берег моря, так ты и скажи: море выпить я
обещал, а рек, что в него впадают, не обещал; пусть мой соперник
запрудит все реки, впадающие в море, тогда я его и выпью!» Ксанф так и
сделал, и все только и дивились его мудрости.
Послал Ксанф Эзопа за покупками, встретил
Эзоп на улице самосского градоначальника. «Куда идешь, Эзоп?» — «Не
знаю!» — «Как так не знаешь? Говори!» — «Не знаю!» Рассердился
градоначальник: «В тюрьму упрямца!» Повели Эзопа, а он оборачивается и
говорит: «Видишь, начальник, я тебе правду сказал: разве я знал, что в
тюрьму иду?» Рассмеялся начальник и отпустил Эзопа.
Собрался Ксанф в баню, говорит Эзопу:
«Ступай вперед, посмотри, много ли в бане народу?» Эзоп возвращается и
говорит: «Только один человек». Ксанф обрадовался, идет и видит: в бане
полным-полно. «Что же ты мне вздор говорил?» — «Не вздор я тебе говорил:
лежал перед баней на дороге камень, все об него спотыкались, ругались и
шли дальше, и только один нашелся, который как споткнулся, так тут же
взял камень и отбросил с пути. Я и подумал, что народу тут много, а
настоящий человек — один».
Созвал Ксанф в гости друзей и учеников, а
Эзопа поставил у ворот и велел: «Смотри, чтобы никто из простых людей не
прошел, а только одни ученые!» Подошел гость, Эзоп его спрашивает: «Чем
собака поводит?» Гость не понял, подумал, что его собакой обзывают,
обиделся, пошел прочь. За ним другой, третий, десятый; наконец нашелся
один и ответил: «Хвостом и ушами!» Эзоп обрадовался: «Вот тебе, хозяин,
ученый гость, а больше не было!» На другой день ученики жалуются Ксанфу
на Эзопа, а тот объясняет: «Какие же они ученые, если на такой простой
вопрос ответить не могли?»
Много раз просил Эзоп Ксанфа освободить
его, а Ксанф не хотел. Но случилась на Самосе тревога: заседал перед
народом государственный совет, а с неба налетел орел, схватил
государственную печать, взмыл ввысь и оттуда уронил ее за пазуху рабу.
Позвали Ксанфа истолковать знамение. Ксанф, по своему обычаю, гвоорит:
«Это ниже моего философского достоинства, а вот есть у меня раб, он вам
все растолкует». Вышел Эзоп: «Растолковать могу, да не к лицу рабу
давать советы свободным: освободите меня!» Освободил народ Эзопа; Эзоп
говорит: «Орел — птица царская; не иначе, царь Крез решил покорить Самос
и обратить его в рабство». Огорчился народ и отправил Эзопа к царю
Крезу просить снисхождения. Щедрому царю умный урод понравился, с
самосцами он помирился, а Эзопа сделал своим советником.
Долго еще жил Эзоп, сочинял басни, побывал и
у вавилонского царя, и у египетского, и на пиру семи мудрецов. А погиб
он в Дельфах. Посмотрел он, как живут дельфийцы, которые не сеют, не
жнут, а кормятся от жертв, приносимых Аполлону всеми эллинами, и очень
ему это не понравилось. Дельфийцы испугались, что он разнесет о них по
свету дурную молву, и пошли на обман: подбросили ему в мешок золотую
чашу из храма, а потом схватили, обвинили в краже и приговорили к
смерти. Эзоп припал к алтарю Муз — его оторвали и повели на казнь. Он
сказал:
«Не к добру вы обидели Муз! Так же вот спасался однажды заяц от орла и попросил помощи у навозного жука.
Посмеялся орел над таким заступником и
растерзал зайца. Жук стал мстить: высмотрел орлиное гнездо, вытолкнул
оттуда орлиные яйца, а сам улетел. Где ни вил орел гнездо, всюду жук
разбивал его яйца; наконец положил их орел за пазуху к самому Зевсу. А
жук скатал навозный ком, взлетел к Зевсу и тоже бросил его богу за
пазуху; возмутился Зевс, вскочил, чтобы отряхнуться, и орлиные яйца
опять упали и разбились. И пришлось Зевсу, чтобы не перевелся орлиный
род, устроить так, чтобы орлы несли яйца в ту пору, когда жуки не
летают. Не обижайте слабых, дельфийцы!»
Но дельфийцы не послушались и сбросили
Эзопа со скалы. За это их город постигла чума, и еще долго пришлось им
расплачиваться за Эзопову смерть.
Так рассказывали о народном мудреце Эзопе.
Басни Эзопа
Большинство эзоповских басен вам хорошо
знакомо: они пересказывались на всех языках и в стихах и в прозе, в том
числе и нашим Крыловым. Но есть среди них и такие, которые меньше
известны; вот некоторые из них.
Волк увидел огромную собаку в ошейнике на
цепи и спросил: «Кто это тебя так приковал и так откормил?» Ответила
собака: «Хозяин!» — «Нет, — сказал волк, — не для волка такая судьба!
Мне и голод милей, чем рабский ошейник».
Свинья смеялась над львицей, что та рождает только одного детеныша. Львица ответила: «Одного, но льва!»
Задумались зайцы, какие они трусливые, и
порешили, что лучше всем им разом утопиться. Подошли к пруду, а лягушки,
заслышав их, одна за другой попрыгали в воду и спрятались. Увидели это
зайцы и сказали: «Подождем топиться: видно, есть на свете кто-то и
трусливее нас».
Волы тянули телегу, а немазанная ось скрипела. Обернулись они и сказали ей: «Эх, ты! Мы везем, а ты стонешь?»
Шел осел через реку с грузом соли,
поскользнулся и упал; соль подтаяла, и ему стало легче. Он обрадовался и
в следующий раз, подойдя к реке, упал уже нарочно. Но на этот раз был
на нем груз губок, губки от воды разбухли, отяжелели, и осел утонул.
Зевс устроил праздник и для всех животных
выставил угощение. Не пришла одна черепаха, сказавши: «В гостях хорошо, а
дома лучше». Рассердился Зевс и заставил ее вечно таскать на спине свой
собственный дом.
Шел человек зимой по лесу и заблудился.
Пожалел его лесной сатир, привел в свою пещеру, предложил горячей
похлебки. Вошел человек, стал дышать себе на руки. «Что ты делаешь?» —
«Отогреваю их». Сел человек, стал дуть на похлебку. «Что ты делаешь?» —
«Стужу ее». Помрачнел сатир, вывел гостя и прочь послал. «Видно, —
говорит, — двуличный ты человек, если у тебя из одних и тех же губ и
тепло идет, и холод».
У отца было две дочери. Одну он выдал за
огородника, другую — за горшечника. Пришел навестить первую, спросил,
как дела; та отвечала: «Да вот молим богов, чтобы дождь пошел и овощи
напились». Пришел навестить вторую, спросил, как дела; та ответила: «Да
вот молим богов, чтобы солнышко светило и горшки хорошенько просохли».
Сказал отец: «Если так, то с кем же из вас молиться мне?».
Сделал мастер статую Гермеса и понес на
рынок. Никто не подходил; тогда он стал кричать: «Вот продается бог,
податель благ, хранитель прибыли!» Спросил его прохожий: «Что же ты
такого полезного бога не у себя держишь, а на рынке продаешь?» Мастер
ответил: «От него польза нескорая, а мне нужна скорая».
Был человек бегун и прыгун, только
неудачливый. От досады он уехал из родных мест, а потом вернулся и стал
рассказывать, как хорошо выступал он в других городах, а на Родосе
сделал такой прыжок, какого никто не делал; все, кто там был, это
видели! Но на это сказал один из земляков: «Дорогой мой, если ты правду
говоришь, зачем тебе свидетелей звать? Вот тебе Родос, тут ты и прыгай!» |