Иоанн, назначенный Богом воскресить отечество наше к
славе и счастью, никогда не делал ничего необдуманно и неосторожно. Он
прежде долго рассуждал о том, как лучше исполнить свое намерение,
приготовляя все нужное к его исполнению, а потом уже приступал к делу.
Так было и с покорением Новгорода. Чтобы собрать все
силы для усмирения этой беспокойной области, Иоанну надобно было не
бояться нападений окружавших его врагов - поляков, литовцев и татар.
Судьба и проницательный ум доставили ему средство если не совсем
избавиться от этих врагов, то, по крайней мере, останавливать их
дерзость.
Вы помните, читатели мои, что со времен Василия
Темного составилась у татар новая Орда - Крымская, или Таврическая.
Знаменитый основатель ее Ази-Гирей умер, оставив шестерых сыновей.
Братья долго спорили о наследстве, и престол крымский принадлежал то
одному из них, то другому. Примечательнейшим из них и владевшим долее
всех других Крымом был Менгли-Гирей. Частые ссоры его с царем Золотой
Орды Ахматом и с польским королем Казимиром внушили проницательному
Иоанну мысль подружиться с новым государем, уже страшным для соседей. Он
не ошибся. Умный Менгли-Гирей уважал Иоанна и охотно согласился
заключить с ним союз против общих врагов.
Это содружество было чрезвычайно полезным для России:
оно увеличивало силы ее и удерживало Казимира и Ахмата от нападений на
владения наши. Имея такую верную защиту от татар и поляков, осторожный
Иоанн увидел наконец возможность навсегда усмирить непокорных
новгородцев. Беспрестанными ссорами и беспорядками своими они доказали,
как вредна им свобода. Во время этих ссор многие из старейших
новгородцев, называвшихся житыми людьми, обижали младших
граждан, которые, не видя справедливости в судьях и в наместнике
государя московского, решили наконец просить его самого приехать к ним
для разбора дел. Иоанн поехал, и его беспристрастный суд, его
справедливость, его умные решения обратили к нему большую часть жителей
Новгорода; недовольными оставались только важные и гордые бояре, которые
с совершенным покорением родины своей под власть Москвы должны были
лишиться многих выгод.
Новгород после отъезда великого князя разделился на
две стороны: одна хотела видеть Иоанна полным властителем и государем
своим, соглашалась не иметь у себя других судей, кроме княжеских, отдать
ему Двор Ярославов и не иметь веча, собрания которого так часто
оканчивались кровопролитием; другая же не хотела слышать об этом, даже
не называла великого князя государем своим, а, по прежнему обыкновению,
только господином и явно возмущала против него всех. Бог знает, чем бы
кончился этот спор, если бы новгородцы не узнали, что Иоанн идет к
столице их с многочисленным отборным войском. С ним были все храбрые
князья и полководцы того времени и все братья его. Устрашенные мятежники
испугались и отправили в стан Иоанна своего архиепископа Феофила и
самых знаменитейших вельмож для переговоров. Эти переговоры продолжались
с 23 ноября 1477 года до 7 января 1478 года и окончились следующим
объявлением от имени всех новгородцев «Соглашаемся не иметь ни веча, ни
посадника; молим только чтобы государь утолил навеки гнев свой и простил
нас искренно!» Трудно было довести новгородцев до такого смирения, но
благоразумие и твердость Иоанна помогли сделать это.
15 января все знатные граждане, бояре, житые люди
купцы и весь народ присягали великому князю, и бояре московские объявили
всем им, что государь забывает навеки вины их с условием, чтобы
Новгород не изменял ему ни делом, ни мыслью.
Так новгородцы, 600 лет называвшиеся людьми вольными,
покорились Иоанну III. При этом не произошло никакого кровопролития,
военные действия даже не начинались, и великий князь приказал взять под
стражу только нескольких главных мятежников, в том числе и непокорную
Марфу Борецкую.
Отправляясь в Москву, Иоанн ласково простился с
новгородцами, несколько раз угощал обедами архиепископа и знатнейших
бояр, принимал подарки от всего народа - потому что не было человека,
который бы не желал показать государю чем-нибудь своего усердия,
одаривал и сам каждого. 5 марта возвратился он в Москву, и вслед за ним
привезли туда вечевой колокол, на звон которого сходились теперь не
гордые граждане новгородские для шумных совещаний своих, а мирные жители
Москвы для благочестивой молитвы: он повешен был на колокольне
Успенского собора. |