Уже в XIII–XIV веках в Волго-Окском
междуречье распаханы ополья — неизвестно почему, какими силами природы
сохраненные участки лугов посреди леса. Всю остальную землю Московии
надо сначала освободить от леса, а уже потом распахивать.
До XV века господствовало
подсечно-огневое земледелие. Сельский хозяин искал особенно урожайное,
исключительно выгодное место и там подсекал все деревья. Лес высыхал, и в
одну из весен его поджигали, чтобы зола удобрила серую лесную почву.
Иногда лес валили, подрубая стволы высоко, на уровне груди примерно. Но и
в этом случае тратить времени на корчевку никто не хотел: так его и
пахали, этот участок, объезжая сохой черные остовы деревьев.
Первые два-три года урожайность на таком
участке была сам-тридцать и даже сам-пятьдесят — то есть собирали в
тридцать раз, в пятьдесят раз больше, чем посеяли. Потом участок
истощался, и его забрасывали; задача сельского хозяина за эти два-три
года была в том, чтобы найти и подготовить следующий участок…
В тогдашней Московии нет черноземов, нет
роскошной кипени садов, как на богатой Украине. Подзолистые почвы —
само слово говорит что-то, не правда ли? Почвы, похожие на золу, —
бесструктурные, нищие, мышиного серого цвета. Словно зола на ладони.
Когда берешь в руку щепоть воронежского или полтавского чернозема, потом
приходится мыть руку, а тут, подзолы, как зола или песок, просыпались
между пальцами, совершенно не испачкав их гумусом. Нет органики в этой
почве, даже нечему испачкать руку.
Население росло, приходилось
возвращаться на уже использованные участки, а еще позже — жить полностью
оседло, используя все время одну и ту же землю. Земли надо было много, и
деревни приходилось разбрасывать далеко друг от друга. Деревни
маленькие, окруженные лесом и живущие не только земледелием, но и сбором
ягод и грибов, рыбной ловлей и охотой. Лес в Московии и в XVI и в XVII
веках оставался важным полем деятельности, постоянным местом пребывания.
В лес шли влюбленные, в лес «уносили скуку», в лес бежали те, кто не
сумел жить в мире с остальными.
А бедная земля нуждалась в постоянном
удобрении, и даже скот разводили не только и не столько для молока,
сметаны и масла, сколько для удобрения — навоза. Навозная система
земледелия позволила перейти от подсечно-огневого метода к двухполью или
трехполью.
При двухполье одну половину земли
засевали, а вторую оставляли отдыхать, перепахивая с навозом. При
трехполье треть земли отдыхала, вторую треть засевали яровым хлебом, а
последнюю треть — озимыми.
Урожайность в Московии редко превышала
сам-пять, а чаще всего была сам-три. Орудия труда — примитивнейшие!
Деревянная соха — это, по существу, просто выгнутый кусок дерева, и
только. Борона — длинная палка, в которой накручены дырки, а из дырок
торчат прутики. Никакого полива, никакой защиты урожая. Работа на рывок,
отсеялись… и положились на Господню волю. Взойдет так взойдет. Вызреет
так вызреет. Как будет, так пускай и будет.
Но работа даже такими орудиями, в полной
зависимости от погоды, давала хоть какой-то результат: ведь земли было
очень много. Плохой, малоурожайной, но «зато» распахать можно было почти
столько, сколько физически мог хозяин. 10–20 гектаров — это огромное
хозяйство для Франции, Германии, даже для Польши. И это очень немного
для Московии, где пространства необъятны и земля не принадлежит никому. В
Московии распахивали и по 20, и по 30 десятин, получая с них меньше
хлеба, чем во Франции с 10.
В конце XVII века примерно 12 или 14 миллионов человек жили в Московии. Более 90 % из них — сельские жители, крестьяне. |