Русская государственность молода, и уж тем
более в Московии. Жители Московии XVII века — потомки тех, кто всего
6–7, от силы 10 веков жил в условиях государства. Такой карликовый стаж
население Переднего Востока прошло еще в эпоху строительства пирамид;
население Китая — в эпоху Западной Чжоу, за 10 веков до Рождества
Христова.
Опыт истории показывает, что за этот
срок люди не успевают проникнуться необходимостью общественной
дисциплины. Молодое государство вынуждено действовать жестоко и
прямолинейно, не столько привлекая, сколько попросту ломая людей.
Не случайно государство в Московии очень похоже на государства Китая, Индии или даже на государства Древнего Востока.
Такое государство изначально мыслится
как огромная корпорация, в которой нет ни одного человека, свободного от
этого колоссального объединения. А государство в лице своих чиновников,
конечно же, не имеет никаких ограничений при вторжении в человеческую
жизнь и судьбу, при решении вопросов — сколько и чего взять от частного
человека для решения своих задач.
Если человек ничто, а община или
корпорация — все, то ведь тогда и государство — это тем более все,
потому что государство — это ведь сверхкорпорация! Куда человеку до его
почти космического величия! И действительно, отдельный человек на
Востоке буквально корчится, раздавленный громадностью и мощью
государства, а государство отнюдь не стремится избавить отдельного
человека от осознания своего ничтожества.
Государство вовсе не чурается
демонстрации своей силы и величия, наоборот, в его цели прямо входит
подавление человека, запугивание, привитие комплекса неполноценности.
Эту важнейшую для деспотического государства роль играют и пирамиды, и
Запретный город в Пекине с его комплексом колоссальных, сложно
организованных дворцов; и изваяния Будды и Мардука высотой в 40 метров; и
храмы-зиккураты Древнего Вавилона, возвышавшиеся как горы над равниной.
Конечно же, у каждого из этих
сооружений есть и другие функции, и это невозможно отрицать. Запретный
город — это действительно укрепленная резиденция императора; Мардук и
Будда — действительно объекты поклонения; пирамиды — самые натуральные
гробницы фараонов, только очень большие. Но каждое это сооружение,
подавляющее уже своими размерами, непропорционально огромное, нависающее
над зрителем, независимо от всех остальных функций выполняет еще и
эту — функцию демонстрировать непререкаемую, не сравнимую ни с кем и ни с
чем мощь.
Но тогда какова же функция и самого
Кремля (чем он в этом смысле отличается от Запретного города?), и таких
знаменитых объектов, как Царь-пушка и Царь-колокол? А точно такая же!
Это объекты избыточно громадные; такие колоссальные, что сам размер не
позволял воспользоваться ими по назначению.
Царь-колокол… Впрочем, под этим
названием известно три колокола, которые последовательно отливались в
Москве. Первый из них отливался еще в начале XVII века, второй, весом
порядка 130 тонн, — в 1654 году. Лом этого второго, разбившегося при
пожаре 1701 года, был использован для отливки третьего, — в 1733–1735
годах мастера Иван Моторин и его сын Михаил создали самый большой из
этих «царь-колоколов» — высотой б метров 14 сантиметров, диаметром 6,6
метра, весом больше 200 тонн.
Этот колокол никогда не звонил —
невозможно было поднять его на колокольню. Может быть, постепенно
что-нибудь и удалось бы придумать, чтобы позвонить в Царь-колокол, но в
1737 году, во время очередного пожара, от него отвалился кусок весом 11 с
половиной тонн. Починить колокол не было ни малейшей возможности, он
так и остался стоять у подножия колокольни «Иван Великий».
Точно так же никогда не стреляла
Царь-пушка, отлитая Андреем Моховым в 1586 году, — весом в 40 тонн,
длиной в 5 метров 34 сантиметра, диаметром в 890 миллиметров.
Есть версия, что Царь-пушку отлили с
тем, чтобы из нее можно были сделать один выстрел. Один-единственный, но
очень страшный, если враг уже ворвется в Кремль.
Есть и такая версия, что один выстрел
из Царь-пушки был сделан в 1648 году, когда восставшие москвичи
ворвались в Кремль. Мне не удалось установить, насколько достоверна эта
версия. Очень допускаю, что рассказавшие эту историю советские историки
могли и несколько приукрасить, так сказать, добавить классовой сути в
свое повествование. Но и в этом случае получается: Царь-пушка стреляла
не по внешнему неприятелю, а по собственному народу. Боевое оружие? Гм…
Совершенно очевидно, что сделали
Царь-пушку и Царь-колокол вовсе не для того, чтобы звонить и стрелять, а
для каких-то совсем других функций.
Демонстрация искусства мастеров? Но
ведь мастера вовсе не пытались сделать что-то очень тонкое, вызывающее
восхищение именно качеством работы. Ничего похожего на шесть шаров из
слоновой кости, вырезанные один внутри другого! Мастера изначально
пытались сделать что-то громадное. Неправдоподобно, нечеловечески
громадное! И преуспели в своих начинаниях.
Точно так же и в другую эпоху
гипертрофии государства в Москве — уже, конечно, городе принципиально
других масштабов и принципиально других возможностей самих строителей —
появились сверхвысотные здания, пресловутые «сталинские небоскребы». То
есть министерство иностранных дел необходимо, а построить здание для
университета так даже, наверное, и похвально, но вопрос в том, как
решается эта чисто функциональная задача и каковы ее архитектурные
решения. Создаются такие же неправдоподобно громадные, подавляющие и
устрашающие громады, у подножия которых копошатся двуногие муравьи… И
это заставляет вспоминать все те же пирамиды, зиккураты, колосс Мемнона и
статуи Мардука и Иштар высотой 40 метров.
Даже парадный выход царя… более того,
шествие дьяков и глашатаев для оглашения царского указа или вершения
правосудия — все это тоже организуется так, чтобы ударить по башке… в
смысле произвести впечатление на зрителя.
Клюквенные, малиновые, ярко-синие
кафтаны дьяков, подьячих и глашатаев заполняли площадь. Подпоясывались
они кушаками, и тоже разных цветов. На головах — шапки. Чернильницы,
пеналы с перьями, очень часто — и сабли на боку. Все ярко, шумно,
разноцветно; все должно внушить чувство могущества, богатства и
значительности. Так шествуют владыки и чиновники стран Востока «через
море грязного, темного, забитого и оборванного народа, похоже было, что
тянут сквозь жалкое рубище тонкую и единственную золотую нить».
Важнейшее дело примитивного
государства — подавление собственных подданных, в том числе и очень
жестокое, потому что оно имеет дело с людьми, совершенно лишенными
всякой социальной дисциплины.
Подданные же, во-первых, живут в
первобытных общинах и к государству не всегда так уж лояльны. Очень
часто их действительно нужно принуждать силой к самым, казалось бы,
элементарным действиям — просто к приличному поведению, подчинению
законам, выполнению самых основных обязанностей типа уплаты налогов.
Во-вторых, государство подданным вовсе
не так уж необходимо. Зачем оно, если правительство фактически
контролирует лишь центральные районы страны, часть границ и территории
вдоль крупных дорог и рек? Если подданный не хочет иметь дела со своим
государством, нет ничего проще! Человек в любой момент легко уходит себе
в лес, в не населенные никем области, только и всего! То есть
фактически уходит от государства, а в какой-то степени и от общества.
Возможно, в историческом прошлом и на
Древнем Переднем Востоке была такая же возможность — как только «зажмут»
в государстве, уходить в ненаселенные или малонаселенные области. Тем
более государства были небольшие, жались к теплым плодородным долинам
рек, а холодные горы (холодные — в сравнении с тропиками, конечно),
степи и пустыни оставались свободными, не занятыми никем. А в Китае
«отшельники» порой бежали в горы или в дикие джунгли на юге страны, в
пустыни Синьцзяна чуть ли не целыми деревнями еще в том же самом XVII
веке, при завоевании Китая маньчжурами.
Если это так — в Московии XVII века
сохранилось то, что исчезло в Европе и на западе Азии уже давно, по мере
роста численности людей и размеров государств. Это очень примитивное
государство. |