И уже это одно позволяет мне говорить с
большой уверенностью: Московия XVII века — демократическое государство.
Демократическое, конечно, по понятиям того времени, а не нашего. Причем
Россия во многих отношениях демократичнее даже, чем Британия или
Франция.
Различий в пользу стран Европы я лично вижу два.
1. В Британии и во Франции меньший
процент населения может оказаться жертвой государственного террора.
Европейский дворянин и даже горожанин имеют неотъемлемые права, которые
не может ни отменить, ни игнорировать даже король.
В Московии таких прав нет практически
ни у кого. Захотел царь и сослал в Боровск, держал в земляной яме,
уморил до смерти княгиню Урусову и боярыню Морозову.
Не надо думать, что в странах Европы
общество более культурно, гуманно и просвещено и что государство там
действует менее варварскими средствами.
В том же XVII столетии в Британии
существовали такие виды казни, при которых преступника (например, «врага
короля») разрубали на части. А куски трупа направляли в разные части
королевства, чтобы добропорядочные подданные могли убедиться, как опасно
и как нехорошо становиться врагами королей.
Во Франции за карманное воровство,
например, палач публично перебивал в нескольких местах руки вору, а
фальшивомонетчиков варили живьем.
Но в Британии и Франции хотя бы знатные
не могли быть жертвами произвола и государственного садизма. Они не
могли быть изуродованы, разрублены на куски, закопаны живыми.
2. Помощь общества своему государству в
странах западного христианства (и католических, и протестантских)
выражена в несравненно более четких, более оформленных видах.
Участие в суде? В Европе подробно
прописывается, в каких случаях судит преступника королевский судья, а в
каких ему помогает суд присяжных. Какие действия может совершить
должностное лицо и по отношению к кому именно.
Участие в управлении? И так же четко
прописано, какие из городских и какие из сельских общин могут выбирать
каких должностных лиц, с каким кругом обязанностей и с какими границами
прав. И в каких случаях правительство начинает сбор налогов или набор
рекрутов через своих чиновников, а когда это делают выбранные лица.
Тут вообще надо оговорить одну
любопытнейшую тенденцию: то, что существует в странах восточного
христианства аморфно, нерасчлененно, в виде тенденции, в странах
западного христианства оформлено конкретно и определенно. Можно долго
рассуждать, с какими особенностями западного и восточного христианства
это связано и как именно исторически складывалось такое положение вещей,
но книга наша не об этом. Ограничусь констатацией факта: западное
христианство более рационально, больше склонно к анализу, к тому, чтобы
разрешить проблему «полностью и окончательно», а потом заняться другими
делами. В восточном же православии постоянно не договаривают до конца,
оставляют множество незавершенных процессов и в результате отстают.
При этом общества, сложившиеся на базе
восточного христианства, никак не восточные. Они постоянно стремятся
создать те же типы общественных отношений, тот же тип государства, что и
общества западного христианства. Западные и восточные христиане решают
одни и те же проблемы и практически в одних и тех же терминах, в одной
системе понятий.
Вот в 1920–1930-е годы Иван Ильин начал
выяснять, как должна Церковь относиться к войне с большевиками, и
выяснилось: в православии нет детального осмысления противоречия между
провозглашаемой идеей миролюбия, ценностью любви к ближнему (одной из
основных в христианстве) и необходимостью браться порой за меч. Иван
Иванович сумел сформулировать эту проблему так, что православные
священники высказались в духе: «Церковь всегда примерно так и думала!»
А для католиков написанное Ильиным
ценности не представляло, потому что Католическая церковь не только «так
и думала», но со Средневековья, с «Суммы теологии» Фомы Аквинского
(XIII век), существуют тексты, в которых решается проблема.
Точно так же обстоит дело и в сфере
принципиальных, базовых отношений общества и государства: то, что на
западе Европы прописано четко и однозначно, на востоке выражено
неопределенно, позволяет самые различные толкования. Та же идея
разделения ветвей власти — законодательной, судебной и исполнительной…
Ну кто мешал идти этим же путем (или создавать другие формы
представительской демократии) и в православной Руси, и в других
православных государствах? Ладно, на Руси мог мешать низкий уровень
общей культуры, молодость народа и государства. А в Греции? В Грузии? В
Сербии? Конечно, никто не мешал и ничто не мешало — как и выразить в
чеканных формулировках отношение восточной Церкви к необходимости
воевать, то есть творить насилие и убивать людей.
Не в этой ли особенности, может быть,
корень или по крайней мере один из корней того, что история православных
стран полна катастроф, социальных катаклизмов и внезапных распадов
государственности, которые, казалось бы, невозможно предвидеть? Эту
удивительную закономерность видят многие ученые; мне доводилось
обсуждать ее с людьми, по справедливости занимающими очень видные места в
мире науки. Но сформулировать эту мысль и опубликовать ее взялся только
один человек, потомок старообрядцев и католиков — А. А. Бушков.
Случайно ли это? |