Главная задача урока - показать противоречия поступательного социально-экономического развития пореформенной России и застойных, а часто и реакционных тенденций в политической и социальной культуре различных слоев населения. В результате этих противоречий модернизация (особенно в политической области) не только тормозилась, но и подготавливала предпосылки для разрушения своих собственных оснований.

Форма урока - лекция с последующим опросом.

ПЛАН ИЗУЧЕНИЯ НОВОГО МАТЕРИАЛА

Тенденции буржуазного развития России.

Сопротивление крестьянства разложению общины.

Государство и буржуазия.

Традиционные ценности у рабочих.

Учитель активизирует знания учащихся о росте городов (за 1860-1900 гг. увеличение городского населения в 2 раза), строительстве железных дорог (увеличение протяженности в 1860-1892 гг. в 80 раз), строительстве новой металлургической базы на Юге России, создании крупного центра нефтедобычи в районе Баку, создании акционерных обществ в банковском деле, торговле, железнодорожном строительстве и т. п. Можно добавить, что в процессе преобразований люди насильственно вовлекались в непонятные и непривычные для них условия жизни, так что вопрос, поставленный Н. А. Некрасовым: «Кому на Руси жить хорошо?», оставался (как и всегда бывает в переломные эпохи) без ответа. В 1877-1905 гг. дворяне утратили четверть своих земель, в ходе крестьянской реформы потеряло часть земель около 4 млн крестьян. Уже в 1873-1875 гг., а затем в 1882-1886 гг. в стране впервые проявился экономический кризис.

При изложении второго вопроса учитель может дополнить материал учебника сравнением различных национальных регионов России и показать, что приверженность общинным формам жизни свойственна определенной культуре, традиции, этническому мировосприятию вне зависимости от социально-экономических отношений. Так, в начале XX в. общий процент земель, находившихся во владении общин в великорусских губерниях, колебался от 98 (на Севере и Востоке, причем в Сибири общинное землевладение сменило подворное уже в пореформенный период) до 89 (на Юге и Западе), зато в Белоруссии и Левобережной Украине он был равен примерно 35 (а в Грузии, Литве и Финляндии общины отсутствовали). Последнее лишь частично связано с развитием капитализма в Финляндии. Используя помещенный в учебнике текст А. Н. Энгельгардта, можно продемонстрировать, что индивидуализм не чужд русскому крестьянину. Но патриархальное ядро культуры было коллективистским.

Роль общин как очагов Великой крестьянской революции показывает пример из истории русской деревни, где крестьяне на рубеже XX в. пытались «коллективизировать» вненадельные, купленные земли, «раскулачив» после смерти их владельца-кулака его бездетную вдову и назначив ей как компенсацию прокормление по дворам, т. е. нищенство.

При изложении третьего вопроса наряду с материалом учебника можно дать дополнительные сведения о противоречиях экономической модернизации. Протекционизм на ранней стадии развития промышленности неизбежен, иначе предприниматели будут разорены из-за конкуренции импортных, более дешевых и во всяком случае более качественных товаров. Однако протекционизм либерального и националистического правительства - это две разные политики. Одна стимулирует производство, отстаивая экономические интересы страны, и прекращает поддержку, когда она становится выгодной производителю, но не потребителю. Другая защищает национальную экономику до конца в убеждении, что местные предприниматели - патриоты уже по своей национальной принадлежности и не будут наносить ущерб своим согражданам. Но в результате хозяйство оказывается в состоянии вечной зависимости от государственной поддержки, ибо завышаются норма прибыли и ожидаемые доходы, которые невозможно получить без внеэкономической защиты интересов производителя, снижается качество.

В условиях России второй половины XIX в. в том же направлении воздействовали низкая заработная плата крестьян-отходников и высокая норма прибыли, получаемая в банковском деле и торговле, где были сосредоточены основные частные капиталы. Промышленность, ориентированная на такую норму прибыли, не могла работать эффективно, без государственной поддержки, и буржуазия - даже вчерашние крестьяне - оказывалась связана с самодержавием и не стремилась к самостоятельности и либеральным преобразованиям, которые могли нанести ущерб ее прибылям. По отношению к стране и ее богатствам, интересам масс населения эта разновидность буржуазии оказывалась таким же расточителем, паразитическим элементом, как компрадорская буржуазия колоний (продавцы-посредники при вывозе сырья за границу).

Масса городского населения России - мещане не были носителями городской культуры в западном смысле. Основная часть городов страны была представлена мелкими административными и торговыми центрами, жители которых активно занимались сельским хозяйством. Не случайно в 1917 г. их основные требования полностью совпадали с требованиями крестьянства и сводились к передаче земли народу. Можно сказать, что в специфических условиях России именно провинциальные мещане представляли из себя «идеальных— крестьян», развивавших интенсивные направления сельского хозяйства, прежде всего огородничество и садоводство. Их центры находились не в деревнях, а в городах, таких, как Муром (огурцы), Коломна (капуста), Владимир и Суздаль (вишня) и т. п. Это делало города центрами распространения передовой земледельческой культуры, но никак не способствовало выполнению ими функции перевоспитания крестьянина в рабочего. В итоге крестьянские формы самосознания и политической культуры оказывались основными для народа в целом, т. е. вне зависимости от занятий и места жительства.