Сражение стало самой сущностью войны, её концентрацией и высшей точкой, когда напряжение сил противоборствующих сторон достигало предела. Так описывают битвы древнерусские источники. При этом, если судить по их свидетельствам, летописцы не делали различия между противниками, — русский то был князь или иноземный государь.

Особое место в летописях занимают рассказы о битвах с хищными половцами, которые совершали частые набеги на русские земли, грабили, жгли, убивали, уводили в полон. В большинстве случаев походы русских князей в Половецкую степь были ответом на вторжения орд этих кочевников. Описания сражений со степняками отличаются особой эмоциональностью: гнев летописцев оправдан — половцы были жестоким и грозным противником, терзавшим Русскую землю многие десятилетия.

Общий образ сражения
в источниках

Выразители своего времени, когда война считалась главнейшим занятием князя и дружинника, древнерусские книжники воспевали битвы, восторгались звоном мечей и треском щитов, превозносили победы своих князей над врагами, даже если эти враги были ближайшей роднёй их государя, горевали над их поражениями и смертями.

Эмоционально-напряжённый образ битвы, сравниваемой с кровавой жатвой, создал безымянный автор «Слова о полку Игореве»: «На Немиге снопы стелют из голов, / молотят цепами булатными, / на току жизнь кладут, / веют душу от тела. / У Немиги кровавые берега / не добром были посеяны, / посеяны костьми русских сынов».

В приведённом отрывке памятника вспоминаются дела далёкого 1067 г. Тогда полоцкий князь Всеслав Брячиславич захватил Новгород, который считали своим братья Ярославичи — Изяслав, Святослав и Всеволод, совместно правившие Русью. Войска триумвиров и Всеслава встретились на реке Немиге. «И была сеча жестокая, и многие пали в ней, — пишет Нестор,— и одолели Изяслав, Святослав, Всеволод, Всеслав же бежал». Сколь разнятся суховатый летописный текст и возвышенно-поэтическая картина «Слова», отразившие одно и то же событие!

Но не лишены эмоций и своеобразной красоты описания битв и в летописях, особенно в Киевском ХII в. и более позднем Воскресенском сводах за 50—60-е гг. ХII в. Вот как описывает победу Изяслава Мстиславича, тогда киевского князя, над Юрием Долгоруким у валов Киева в 1151 г. симпатизирующий Изяславу летописец. Изяслав построил свои полки в боевой порядок и стремительно атаковал силы Долгорукого, быстро добившись решающего успеха. Он «всем вместе повелел пойти на них; и так поступили, напали на них из всех полков, и чёрные клобуки (вспомогательная конница из союзных киевскому князю кочевников-торков), и загнали их в (реку) Лыбедь и здесь избили их, а иных схватили, а иные с коней соскочили за реку убежали; …Юрий же повернул свои полки и пошёл прочь…».

Не раз летописцы подчёркивают, что Господь в сражении стоит на стороне правых. В 1219 г. схватились претенденты на рязанский стол, двоюродные братья Ингварь Игоревич и Глеб Владимирович. Суздальский летописец, вне сомнения, считал законным претендентом Ингваря: «Беззаконный Глеб Владимирович пришёл со множеством половцев к Рязани, и вышел против него Ингваръ со своею братией, и оба бились крепко. И помощью Божьею и креста честного силою победил Ингваръ злого братоубийцу Глеба, и многих из половцев (его союзников) избили, а иных связали, а сам окаянный с немногими людьми убежал».

Напряжённость и яркость описаний битв в древнерусских летописях, их изображений в книжных миниатюрах усиливали разнообразные цвета воинской одежды, носившейся поверх кольчуг и доспехов, а также под ними. «Мягкое воинское одеяние в бою не закрывало металлического прикрытия и отличалось яркостью. Цвет боевой яркой одежды можно расшифровать по миниатюрам». Автор приведённых строк считает лучшими в этом плане миниатюры из Симоновско-Хлудовской рукописи 1270-х гг.: «Поколенная рубаха, надевавшаяся под доспех, показана синей, зелёной или красной. Плащи, накидки обычно зелёные; щиты красные или красные и зелёные. Ножны меча красные или коричневые, стяги красные, чёлки на древке зелёные».

Поход

Сражению обычно предшествовал поход. Чаще всего летописи подробно описывают походы против половцев. Так, в 1153 г. «послал Изяслав (Мстиславич Киевский) сына своего Мстислава на половцев к (реке) Пслу, ибо пакостили они тогда по Суле; и, не дойдя до них, воротился». Наверное, половецкие «сторожи» (сторожевые отряды, обычно ехавшие впереди основных сил. — Авт.) заранее предупредили ханов о приближающемся русском войске. А через 15 лет его сыну и преемнику на киевском престоле Мстиславу Изяславичу удалось нанести сильнейший удар степнякам. Та же Киевская летопись повествует: «Вложил Бог в сердце Мстиславу Изяславичу благую мысль о Русской земле» — совершить поход на кочевников, которые досаждают Руси и перекрывают торговые пути на юг и восток. Он «послал же к Чернигову к Ольговичам всем (членам правящей в Чернигово-Северской земле династии) и к Всеволодичам (семейство Святослава Всеволодича — одного из крупнейших Ольговичей), веля им быть всем у себя: ведь были тогда Ольговичи во власти Мстислава. …И совокупилась вся братья в Киеве. Шли князья 9 дней из Киева, и была весть половцам, …что идут на них князья русские, и они побежали…» Преследуя половцев, русские полки захватили богатую добычу и множество пленных.

Течение битвы

Источники, главным образом летописи, создают эмоциональные картины сражений, отражают их динамику даже в лаконичных описаниях. Во время войны киевского князя Изяслава Мстиславича и его союзника, венгерского короля Гёзы II, с галицким князем Володимирко Володаревичем венгерские полки «въехали со всех сторон в полк Владимира; и так потоптали его и многих тут избили, а других истоптали, а иных пленили». Володимирко не выдержал этого удара и «ворвался в расположение угров и чёрных клобуков, только один он убежал… в город Перемышль» (Киевская летопись).

Жар битвы, её ярость ощущаются в описании киевским летописцем схватки между войсками Изяслава Мстиславича и Юрия Долгорукого в том же 1151 г. на подступах к Киеву. Ударный кулак, составленный Изяславом из отборных воинов, опрокинул боевые порядки полков Юрия: «И столкнули их в (реку) Лыбедь; и здесь избили их, а иных схватили, а другие, с коней слетевшие, за реку убежали; тут убили половчанина Севенча Боняковича, который рек было: "Хочу рубить Золотые ворота, как и отец мой учинил…”» Особую ожесточённость придало этому сражению участие в нём с противоположных сторон извечных врагов: чёрных клобуков и половцев. Не случайно тот же летописец подчёркивает важную роль в битве черноклобуцких ханов. В завершение кампании 1151 г., как описывает киевский автор, «была сильная сеча, и одолели Вячеслав, и Изяслав, и Ростислав (Вячеслав Владимирович, брат Долгорукого, был в то время соправителем Изяслава в Киеве; Ростислав — брат Изяслава. — Авт.), а половцы Юрьевы по стреле пустили и побежали…».

В конце 1150-х гг. вспыхнула борьба за Чернигов между главами чернигово-северских кланов Давидовичей и Ольговичей (в Киеве сидел тогда брат Изяслава Мстиславича Ростислав). В 1160 г. Изяслав Давидович пошёл на Святослава Ольговича, сидевшего в Чернигове, считая свои права на город и волость выше: его отец Давид Святославич был черниговским князем. «И бились с ними за реку Десну крепко, одни на конях, а иные на судах ездя, и не пустили их через реку; и стояли (Изяслав с войском), великую пакость сотворили, сёла пожгли, люди повоевали» (Киевская летопись). Ростислав Мстиславич решил поддержать казавшегося ему менее опасным в качестве соперника Святослава Ольговича, и это помогло последнему отстоять Чернигов.

Яркую и сокрушительную победу над половцами описал киевский летописец в рассказе об общерусском походе в степь в 1168 г. Русские полки были столь сильны, что половцы не оказали достаточного сопротивления и побежали. «И взяли вежи (станы) их на Угле реке, а другие по Снопороду (реке), а самих настигли у Черного леса, и здесь прижав к лесу избили их, а иных руками схватили …и так взяли полона множество, так что все русские воины обогатились до изобилия, и рабами, и рабынями, и детьми их, и челядью, и скотом, и конями; христиан (русских пленных) же отбили и всех отпустили на свободу».

Динамика сражений русских с врагами ярко отражена в летописях ХII в.: Киевской и Воскресенской. Но не уступают им в эмоциональности и динамичности рассказы Галицко-Волынского свода ХIII в. Уже на первых страницах сохранившейся части этого свода встречаем яркую картину битвы галицких и волынских войск с силами киевского князя Рюрика Ростиславича и приведённых им половцев. После кончины Романа летом 1205 г. Рюрик вскоре пошёл на Галич, стремясь захватить его: «И встретили его бояре галицкие и волынские у Микулина (галицкий город на рубеже с Киевской землёй. — Авт.), на реке Серет, и бились они весь день за реку Серет, и многие поражены были и, не выдержав, воротились в Галич». Однако Рюрику не удалось взять этот город.

Подобный же бой за переправу отражён в Галицко-Волынской летописи в повествовании о событиях 1211 г. Тогда венгерское войско, поддержавшее Даниила Романовича в борьбе за галицкий стол, встретилось с отрядами сидевшего в Звенигороде одного из братьев-Игоревичей — Романа. Тому помогали наёмники-половцы. «И сошли (венгры с коней), едва перейдя реку Лютую; половцы стреляли и русь на них, тут же Марцелл (венгерский военачальник) отошёл от своей хоругви и русь захватила её, и позор великий был Марцеллу».

Исполненная динамики картина междоусобиц в Галицкой земле 1224 г. помещена в Галицко-Волынском своде. Тогда сидевший в Галиче Мстислав Удатный по наущению бояр начал воевать против своего зятя, волынского князя Даниила Романовича. Его поддержал соперник Даниила в борьбе за галицкий престол, князь Белза Александр. «Мстислав же подмогу послал Александру; встретили же они (воины Даниила) рать, загнали её в град Белз и елеи город не взяли; наутро пойшли против их; Мстислав же однако не выдержал и вернулся в Галич. Тогда Даниил князь воевал с поляками землю Галицкую и пленил [всю] землю Белзскую и Червенскую (Западная Волынь.)…»

Красочную картину битвы создает Иоасафовская летопись под 1455 г. В сражении с московскими войсками великого князя Василия Васильевича новгородская конница попала под град стрел, что разрушило её боевой порядок и обратило в бегство: «Они (новгородцы) же, не привыкшие к такому бою, словно омертвели и руки у них ослабели, копия они имели длинные и не могли поднимать их так, как положено ратным людям…».

Краткая оценка битвы в источниках

Довольно часто источники коротко и обобщённо описывают то или иное сражение. Это особенно характерно для Новгородской Первой летописи старшего извода, памятника исключительно ценного, но временами слишком лаконичного. Так, суть генерального сражения русских с монголами на Калке отражена в словах: «И была сеча злая и лютая». Тот же свод в нескольких словах описывает знаменитое Ледовое побоище войска Александра Невского с рыцарями: «И наехали на полк (князя Александра) немцы и чудь и пробились свиньёю сквозь полк, и была русью сеча дана великая немцам и чуди». Одержанная русским князем громкая победа отражена также кратко: «Пособил Бог князю Александру».

Лаконичные описания сражений встречаются, впрочем, и в других летописях, в частности в Галицко-Волынской. Так, в ней охарактеризована битва в 1220 г. дружины недавно севшего в Галиче Мстислава Удатного с венграми, возглавлявшимися баном Фильнием: «Пришёл Мстислав рано утром на гордого Филю и на венгров с поляками, и была брань тяжёлая между ними: и одолел Мстислав». Точно так же кратко в этом источнике описана стычка Даниила с приведёнными его соперником Михаилом Всеволодичем Черниговским половцами в 1235 г. на юге Киевской земли. Но этому есть, думаю, объяснение: сражение принесло поражение волынскому князю, что не могло быть приятным его летописцу, апологету Романовичей: «Встретились же они с многими воинами половецкими у Торческа, и была лютая сеча. Даниил же преследовал половцев, пока конь его не был застрелен гнедой…», что и вынудило князя, по мнению книжника, «обратиться в бегство».

Бой в городе, лесу

Вначале города и крепости захватывались путём длительной осады («облежания») или когда воины внезапно врывались в незапертые ворота («изъезд»). Как отмечают историки, длительное время битвы за город или крепость имели второстепенное значение, поскольку сражения велись в основном в открытом поле. Согласно наблюдениям А.Н. Кирпичникова, лишь пятая часть зафиксированных летописями боёв домонгольской Руси (1060—1237 гг.) велась за города. Ведь только заметно уступая противнику в силе, тот или иной воевода «запирался» в городе и обрекал тем себя на пассивную оборону.

Взятие города или крепости, даже особенно важных для обороняющейся стороны, далеко не всегда приносило общий успех в войне. Особенно во времена, когда на Руси не умели штурмовать укреплённые поселения. Эти укреплённые центры часто превращались в ловушку для осаждённых, лишали их свободы маневра. Никоновская летопись за 1159 г. излагает совет киевского тысяцкого Жирослава Андреевича тогдашнему великому князю Ростиславу Михайловичу, которого «начал князь Изяслав Давидович одолевать: "Господине княже! Беги из града (Киева), да свободен будешь; но если будешь сидеть внутри града, будь готов попасть в плен к ратным; если же вне града будешь, на коне ездя с дружиною своею, уподобишься льву страшному, дружина же твоя как медведи и волки, или как уподобишься орлу летающу подо облаками, тогда дружина же твоя как ястребы, и никто не сможет тогда одолеть тебя”». Отсюда легко заключить, что «сидение» сковывало обороняющихся, приводило к потере ими инициативы. Ростислав послушался совета, взял семью и бежал к Белгороду, «вошёл в Белгород и затворился».

Всё это вовсе не умаляет значения укреплённых городов и крепостей как опорных пунктов войск во время войн, особенно затяжных. Ведь сидя за валами и стенами городов и крепостей, князья и воеводы могли надеяться на подход подкрепления, изменение военной обстановки. Запершись в городе, можно было искать союзников, пытаться путём переговоров с осаждавшими изменить ход войны.

Летописи неоднократно описывают сражения, происходившие в городах и крепостях. Особенно богатый материал предоставляет Галицко-Волынский свод. Приведу лишь один, достаточно красноречивый пример из этого источника. После того, как Мстислав Удатный одолел в 1220 г. венгерское войско бана Фильния, он «пошёл к Галичу. Бились же они за врата градные, и взбежали (венгры) на комары (закомары, здесь в значении «на крышу». — Авт.) церковные; иные же уже поднялись на канатах, а фарей (коней) их захватили. Было укрепление создано на церкви. Они же, стреляя в горожан и камни бросая на них, изнемогали от жажды, там не было воды; …и приехал Мстислав, и сдались ему венгры, и сведены были они с церкви».

Русским воинам приходилось вести сражения в лесу, на болотах и прочих неудобных местах. В лесистой местности предпочитали сражаться ятвяги, не умевшие биться в регулярном строю и не выдерживавшие ударов регулярного войска. В 1252 г. Даниил ворвался в Ятвяжскую землю, стремясь наказать местных князьков за ущерб, нанесённый ими северо-западным окраинам Волынской земли. Один из ятвяжских предводителей, Стекинт, укрепился в лесу. Сын Даниила Лев, «увидев, как Стекинт в лесу укрепился и с ним ятвяги, устремился на них, собрал людей и пришёл к осеку (дерево-земляное временное укрепление. — Авт.). Ятвяги же выбежали на них из осека… Тогда Лев один сошёл с коня и бился с ними крепко».

Сражаясь в лесу или на болоте, вообще в теснинах, русские воины, подобно тому, как поступил Лев Данилович в приведённом выше отрывке, обычно спешивались. В пешем строю дрались и дружинники, и воеводы, и князья. В продолжении рассказа о битве Льва со Стекинтом повествуется, как на помощь Стекинту устремился другой ятвяжский витязь Малий: «Лев же вонзил сулицу (метательное копьё, дротик) свою в щит его и не мог тот закрыться; Лев Стекинта мечом убил и брата его пронзил мечом; они же (ятвяги) погибали, а он гнался за ними пеший».

Как видим, бой в лесу или ином стеснённом пространстве требовал от военачальников изменения и тактики, и приёмов ведения сражения. Так, в ближнем бою князь Лев спешился и использовал сулицу вместо копья, ибо в лесной чаще копьём было не размахнуться.

Лагерь, стан

Речь пойдёт о временных укреплениях, которые возводили и русские воины, и многие их противники. Такие лагеря, устраивавшиеся в лесу, летописцы обыкновенно называли «осеками» либо «острогами». Укрепления же другого типа именовали «городом». В последующем рассказе использованы свидетельства источников ХIII в. Трудно сказать, почему их меньше в летописях предыдущего, ХII в.

Классическим примером строительства укреплённого лагеря во время сражения может служить повествование Лаврентьевской летописи о битве русских с монголами на Калке в 1223 г. Тогда киевский князь Мстислав Романович, ввиду разногласий с Мстиславом Мстиславичем Галицким и поддержавшими того князьями, не принял участия в скоротечной битве, принесшей поражение русским полкам. После битвы Мстислав Романович, «видев сие зло, не двинулся никак с места, а встал на горе над рекой Калкой. Было то место каменистым, и здесь устроили город с кольём и бились с ними (монголами) из града…». Однако ввиду предательства бродников, перебежавших на сторону монголов, Мстислав Мстиславич и бывшие с ним князья, в частности Мстислав Черниговский, сдали лагерь врагу и были зверски убиты.

Через двадцать с лишним лет случился набег литовцев на Волынь: «Воевала литва около Мелницы, Лековни (крепости на северо-западном рубеже Галицко-Волынского княжества), великий плен взяла». Даниил и Василько Романовичи гнали их вплоть до Пинска, «они же (литовцы) перед ними встали, осеклись в лесу», т.е. выстроили временное укрепление. Но, узнав о приближении войска Романовичей, литовцы «вышли из станов своих» и бежали. Русские их догнали, нанесли урон в живой силе и отняли полон. А их предводитель Лонгвен, будучи раненым, сумел удрать. Нетрудно сделать вывод о том, что устроенный литовцами «осек» был ненадёжным укрытием и, вероятно, не мог выдержать штурма галицких и волынских ратников. Поэтому литовцы и оставили этот «осек», но не успели добраться до своей земли.

Как уже говорилось, литовцы и ятвяги не осмеливались обычно встречаться в сражении с русскими воинами в поле. Для этого они были плохо вооружены и недостаточно организованны. Поэтому они предпочитали биться в лесистой местности. Но «осеки» в лесу строили не одни ятвяги и литовцы. Это приходилось делать в борьбе с ними и русским, и полякам.

В 1248 или 1249 г. Романовичи в союзе с мазовецким князем Земовитом вошли в Ятвяжскую землю. Летописец замечает, что «поляки острожились (т.е. мазовшане построили острог, временное укрепление в лесу. — Авт.); напали ночью (ятвяги) на поляков, а русь не острожилась. Поляки мужественно боролись, и сулицами метали и головнями, словно молнии сверкали, и каменье как дождь с небес лились». Князь Земовит попросил у русских прислать ему стрельцов, поскольку ятвяги «острог проломить хотели… Когда пришли (русские) стрельцы, они многих ранили и многих убили стрелами, и отогнали их от острога…».

Источник нарисовал яркую картину обороны временного укрепления, созданного польскими воинами в лесу, — острога. Из текста следует, что нападавшие подошли вплотную к стенам сооружения, поскольку оборонявшиеся использовали оружие ближнего боя — сулицы (метательные копья) и зажжённые головни. Слова летописца «проломити острогъ» свидетельствуют о том, что он был построен из стволов и веток деревьев.

Во время татарского похода в Польшу в 1280 г. подчинённые ханам галицкие и волынские князья были вынуждены пойти вместе с ними («неволею татарьскою»). Во время пребывания в Сандомирской земле, согласно рассказу галицкого книжника, волынский князь Владимир Василькович узнал, что стоит «осек в лесу полон людей и товара, трудно взятъ его какой бы то ни было ратью, ибо крепок был очень». Владимир послал к «осеку» своих воевод с ратниками, и «бились с ними поляки крепко, едва смогли (русские) его взять великим потом, и получили в нём множество людей и товара». Можно думать, что в том «осеке» укрывали своё добро многие люди, узнавшие о вражеском нашествии.

Выше речь шла о том, как в 1220 г. войско Мстислава Удатного неожиданно для сидевших там венгров ворвалось в Галич. Венгры из находившегося в городе гарнизона взобрались на крышу церкви и устроили там «град», т.е. укрепление. Но сдались приехавшему в город Мстиславу. Аналогичный случай произошёл в 1251 г. Тогда враг Романовичей, новгород-северский князь Изяслав Владимирович в отсутствие Даниила Романовича внезапно захватил Галич. Даниил послал на него сына Романа. «И внезапно напали (воины Романа) на них, он же (Изяслав) не смог куда убежать, и взбежал на комары церковные, куда беззаконные венгры взбегали было», — с удовольствием вспомнил галицкий книжник. Роман спокойно стоял возле церкви три дня, на четвёртый Изяслав спустился с церкви, «князь же привёл его к отцу своему». В обоих случаях убежище на верху храма оказалось совсем ненадёжным, и прибегнуть к нему можно было разве что от безысходности и отчаяния.

Военные хитрости

В ходе сражений стороны неоднократно прибегали к различным ухищрениям и усовершенствованиям своего вооружения. Яркий пример последнего содержит рассказ Киевского свода о битве у Киева в 1151 г. между войсками Изяслава Мстиславича и Юрия Долгорукого, которая велась и на суше, и на Днепре. Чёлны Юрия «не смогли ничего сделать против Киева. Ибо устроил Изяслав ладьи дивно: были в них гребцы невидимы, только весла видены, …потому что ладьи были покрыты досками, и бойцы стояли наверху в бронях и стреляли, а кормчих двое было, один на носу, а другой на корме, куда хотят, туда идут, не поворачивая ладей». Перед нами — поразительное для Средневековья свидетельство удивительной смекалки русских воинов, соорудивших целую эскадру из бронированных судов и предусмотревших опасность разворота ладей на реке ввиду близости берегов, на которых находились приведённые Юрием половецкие лучники.

Отвлекающий манёвр предпринял Даниил Романович весной 1238 г., когда решил отвоевать у добжиньских рыцарей волынский город Дорогичин. Летописец рассказывает, будто бы мысль о походе на рыцарей возникла у князя спонтанно и внезапно: «С наступлением весны решили (Даниил и Василько Романовичи) пойти на ятвягов и пришли к Берестью; но реки наводнились, и они не смогли пойти на ятвягов. Даниил рек: "Нехорошо, что нашу отчину держат крестоносцы…”», после чего стремительным маршем подошёл к Дорогичину и взял его штурмом. По моему убеждению, князь прибегнул к военной хитрости, демонстративно обозначив поход против ятвягов, а в действительности с самого начала замыслив удар по Дорогичину, откуда до Берестья было намного ближе, чем от Галича.

Нанесение урона врагу

Почти беспрерывные межкняжеские стычки, вторжения половцев и, конечно же, войны с внешними врагами раздирали и ослабляли Русь. Во время нескончаемых военных действий гибли многие тысячи людей, пылали города и сёла, уничтожались производительные силы страны. Поэтически-горький образ родной земли, гибнущей от княжеских усобиц, создан в немногих выразительных строках «Слова о полку Игореве»: «Тогда, при Олеге Гориславиче (старший сын Святослава Ярославича, потерявший в 1077 г. черниговский стол и наводивший на Русь в борьбе с другими князьями половецкие орды. — Авт.) / засевалось и прорастало усобицами, / погибало достояние Даждьбожьего внука (в языческом мировоззрении древние русичи считались детьми и внуками мифического бога Солнца — Дажьбога. — Авт.); / в княжеских крамолах сокращались жизни людские. / Тогда по Русской земле редко пахари покрикивали, / но часто вороны граяли, / трупы между собой деля,/а галки свою речь говорили, / собираясь полететь на добычу».

Несколько позднее времени создания «Слова», в 1197 г., ростово-суздальский государь Всеволод Юрьевич в ответ на жалобу Рюрика Ростиславича Киевского на Ольговичей напал на Чернигово-Северское княжество: «Князь же великий Всеволод вошёл в землю их, захватил города вятичские, и землю их опустошил. Ольговичи же, не имея возможности встать против него, послали к нему, кланяясь и прося у него мира», который им Всеволод благосклонно и дал (Воскресенская летопись).

Этот образ «пустей», т.е. разграбленной и сожжённой, земли горьким рефреном проходит и по Воскресенской и по другим летописям, прежде всего Киевской ХII в. и Галицко-Волынской ХIII, наиболее подробно описывающей события в Галицко-Волынской Руси. Таков был главный итог войн и военных действий вообще. Пройдёт более полувека, и в 1252 г. «Даниил король повелел воевать землю Ятвяжскую, …она же и поныне пуста стоит».

Галицкий летописец в рассказе о военных действиях войска Даниила Романовича против беспокойных северо-западных соседей ятвягов зимой 1254/55 г. рассказал о его вторжении в их землю следующим образом: «Наутро же (воины Даниила) пошли, пленяюще и жгуще землю их…» По моим наблюдениям, в подобных случаях галицкие и волынские книжники чаще используют более нейтральный термин «пленить», например, около 1222 г.: «Попленено было около Белза и около Червена Даниилом и Васильком, и вся земля попленена была; боярин боярина пленял, смерд смерда, град града, так что не осталось ни единого села не плененного…»

В соперничестве с тестем, галицким князем Мстиславом Удатным, и его союзником, князем Александром Белзским, «Даниил же князь воевал вместе с поляками землю Галицкую и около (города) Любачева, и пленили всю землю Белзскую и Червенскую, …Василько же князь много пленных взял, а также табуны коней и кобыл».

В 1241 г. Даниил Романович решил наказать «болоховских князей (бояр, совместно управлявших Болоховской землёй и не желавших подчиняться его власти. — Авт.)» за пособничество монголо-татарам. Воевода Даниила Кирилл «пленил землю Болоховскую и пожёг, оставили ведь их (в безопасности) татары, пусть для них сеют пшеницу и просо; Даниил же против них (болоховцев) большую вражду держал, ибо на татар они надежду имели» (Галицко-Волынская летопись).

Достаточно нейтральным термином «взять» пользуются для обозначения грабежа и разорения соседей галицкий и другие летописцы ХIII в. В 1236 г., во время межусобной войны Даниила Романовича с черниговским князем Михаилом Всеволодичем и его вассалом Изяславом Владимировичем «возвели было на Даниила Михаил и Изяслав поляков и русь (отряды враждебных Даниилу бояр. — Авт.), и половец множество… Половцы же пришли в землю Галицкую, не захотели идти на Даниила; взяв всю землю Галицкую, воротились» (Галицко-Волынская летопись).

Русские князья, дети своего времени, без зазрения совести грабили и жгли русские же земли, часто свои или те, которые недавно принадлежали им. При этом они охотно пользовались помощью извечных врагов Руси — половцев. Показателен в этом отношении пример далеко не худшего из них — Даниила Романовича, который в борьбе с конкурентами за Галицкую землю неоднократно разорял её.