Всякая женщина — зло; но дважды бывает хорошей:
Или на ложе любви, или на смертном одре.
Паллад
Мудрец
Фалес Милетский каждое утро трижды благодарил богов: за то, что они его
создали человеком, а не животным; эллином, а не варваром; мужчиной, а
не женщиной.
Сам Фалес не был женат. Однажды мать об
этом ему напомнила — он ответил: «Еще не время!» Она подождала и
заговорила опять — он ответил: «Уже не время!»
Двести лет спустя философа Платона
спросили: можно ли, женившись, заниматься философией? Платон ответил: «А
как, по-вашему, легче выплыть из кораблекрушения: одному или с женой на
плечах?»
Нерешительный человек спросил философа:
«Жениться мне или не жениться?» — «Делай, как хочешь, — ответил тот, —
все равно будешь жалеть». — «Почему?» — «Красивая жена будет радостью
для других, некрасивая — наказанием для тебя».
Таких анекдотов было много, и все они
говорят одно: на женщин смотрели свысока и считали их досадным бременем
для серьезного мужчины. Так половина греческого населения вычеркивалась
из общественной жизни.
Люди женились не потому, что любили жен, а
для того, чтобы иметь детей, чтобы продолжить род. Если у тебя нет
детей, некому будет в поминальный день совершить возлияния медом, вином и
молоком в память о тебе и твоих предках, а от этого и тебе и им будет
грустно и неуютно в царстве мертвых. Нам это кажется смешным, мы и
предков-то своих редко знаем дальше третьего колена; но грек твердо
помнил, что главное и вечное — это род, а он — лишь недолгий
представитель этого рода на земле.
Поэтому о браках граждан заботилось само
государство. В Спарте, говорят, был закон о трех наказаниях: за
безбрачие, за поздний брак и за дурной брак. А в Афинах однажды Солона
спросили: «Какое ты назначаешь наказание за безбрачие?» — и Солон
ответил: «Брак».
Женихов и невест выбирали с толком.
Философ Демокрит говорил: «С хорошим зятем приобретешь сына, с дурным
потеряешь дочь». Когда за дочь Перикла посватались двое, богатый дурак и
умный бедняк, он выбрал второго, сказав: «Лучше тот, который может
приобрести богатство, чем тот, который может его потерять». А Фемистокл
сказал еще короче: «Пусть лучше человек нуждается в деньгах, чем деньги в
человеке».
Одного только не сделали ни Перикл, ни
Фемистокл: не спросили самих дочерей, кто им больше нравится. «Стерпится
— слюбится»: сначала брак, потом любовь, а не наоборот. Что такое
любовь? Буйная страсть, которая заставляет человека делать разные
глупости. Это можно еще дозволить молодому неженатому юноше, но к браку
это никакого отношения не имеет, брак — дело серьезное. Что бывает и
другая любовь, добрая, спокойная и ясная, — это люди открыли лишь через
много веков.
Мы давно привыкли видеть женщин
продавцами, учительницами, врачами, а в Греции торговали, учили и лечили
только мужчины. Обязанности были распределены строго: вне дома, в поле,
в мастерской — все на муже; в доме — все на жене. Вести хозяйство было
непросто: нужно было и варить, и печь хлеб, и прясть, и ткать, и
распоряжаться приставленными к этому рабами и рабынями. Способные
женщины управлялись с этим так умело, что даже их высокомерным мужьям
приходило в голову: допусти их до государственной власти, они, пожалуй, и
с этим управятся! У Аристофана есть комедия о том, как женщины в Афинах
устроили заговор, чтобы кончить войну; мужья в ужасе от такого
вторжения в их дела, а жены объясняют: «Если в пряже у нас запуталась
нить, мы ведь умеем ее распутать; вот так мы распутаем и ваши
государственные дела. Если шерсть нам попалась нечистая, мы ведь сумеем
ее вычесать, а вычески выбросить, а отпавшие комки подобрать и свить
вместе; вот так же мы вычешем из города негодяев и примем в город лучших
людей из других городов,
И из них-то спрядем мы единую нить, и великий клубок намотаем, И, основу скрепивши, соткем из него для народа афинян рубашку». Фемистокл,
шутя, говорил: «Главный человек в Греции — мой крошка сын». Как это?
«Грецией во всем командуют Афины, Афинами — я, мною — жена, а ею —
сынишка». Случалось, стало быть, и мужьям признаваться, что жены ими
командуют.
Но главным правилом оставалось то, которое
будто бы высказал Перикл: «А для женщины афинской самое лучшее — когда о
ней совсем ничего не говорят: ни худого, ни хорошего». |