Здесь, собственно, следовало бы за уроком
географии устроить урок естествознания. Но естествознанием в Мусее
занимались мало. Аристотель был отцом зоологии, его ученик Феофраст —
отцом ботаники и минералогии, но продолжателей у них не было: были
только популяризаторы. А популяризация делалась обычными приемами:
выхватывалось случайное, но необычное и яркое, терялось важное, но менее
занимательное. Вместо книг о природе получались книги о чудесах
природы. Только по ним и знакомились с миром любознательные читатели. И
вот что они могли там прочитать.
Зверь мартихор водится в Индии: он шерстью
красен, телом как лев, но лицо у него человеческое, только зубы растут в
три ряда и острые, как у собаки. Хвост у него длинный, а на хвосте
растут острые жала, как у скорпиона, каждое длиной в четыре ладони, а
толщиной в тростниковый стебель. Он их мечет хвостом, как стрелы, и они
одним уколом убивают всех людей и зверей, кроме лишь слона. Бегает
мартихор быстрей оленя, а ревет, как труба. Этого зверя видел Ктесий,
греческий врач персидского царя Артаксеркса, на которого ходили десять
тысяч греков.
Ящер хамелеон замечателен не только тем,
что меняет цвет. Если хамелеон сидит в траве, а над ним пролетает
ястреб, то ястреб падает мертвым. Если жечь на дубовых дровах
хамелеонову голову, а на глиняном черепке — печень, то можно вызвать
бурю. Если левую хамелеонову ногу сжечь с травкою, тоже называемой
«хамелеоновою», а пепел закатать в глиняный шарик и положить в
деревянный сосуд, то несущий этот сосуд станет невидим.
У слона ноги толстые, поэтому он не умеет
ни ложиться, ни вставать, а спит, прислонясь к дереву. Чтобы поймать
слона, эфиопы подпиливают дерево, упавшего добивают и у туши его живут
целой деревней, пока не съедят. Лось — такой зверь, что когда на него
охотишься, то поймать или убить его нипочем нельзя, а можно только
случайно, когда охотишься на другого зверя.
Египетские лягушки и собаки очень умные.
Лягушка, если на нее нападает змея, хватает поперек рта длинный прутик, и
с таким прутиком змея не может ее проглотить. А собаки пьют из Нила
только на бегу, своротив голову на сторону, потому что иначе их тут же
схватит крокодил.
На острове Сардиния растет трава; кто ее
поест, тот умирает от приступов неодолимого хохота. До сих пор в языке
осталось выражение «сардонический смех».
Настоящая краска киноварь получается
только из смеси крови умирающего индийского слона и раздавленного им
дракона. Всякая другая киноварь — подделка.
Драконов камень — бесцветный, прозрачный и
такой твердый, что не поддается обработке, а добывается он из мозга
дракона, причем дракон непременно должен быть жив, иначе камень от
огорчения мутнеет. Дракона подстерегают сонным, окуривают цепенящим
зельем и вырезают камень.
Пемза холодит и сушит; когда пьяницы пьют
взапуски, то они, чтобы больше выпить, сперва принимают порошок пемзы,
но этим они подвергают себя смертельной опасности, если не напьются до
потери сознания.
В персидских Сузах летом стоит такая жара,
что ящерицы, перебегая улицу, умирают от солнечного удара, а зерна,
просыпанные на солнцепеке, подпрыгивают, как на сковороде.
В южной Аравии столько благовоний, что ими
топят костры, а когда арабы от этого запаха дуреют, то приходят в себя,
нюхая вонючую земляную смолу — асфальт.
В Эфиопии есть квадратное озеро, вода в
нем цветом и запахом как красное вино, и кто ее напьется, с тем будет
припадок, и он начнет сам себя обвинять в таких грехах, о которых давно
позабыл.
Фракийцы отмечают каждый свой счастливый
день белым камешком, а несчастный — черным, и после смерти человека
подсчитывают, был покойник счастлив или нет. «Неразумные! — замечает
один писатель. — Разве не бывает так, что счастье одного дня бывает
причиною несчастья многих лет, а несчастье — причиною счастья?» |