При Дионисии Старшем (и при сыне его
Дионисии Младшем) были не только придворные поэты, но и придворные
философы. Придворные — это значит такие, чтобы их было приятно слушать,
легко понимать, в веселую минуту потешаться, а в важную — не обращать на
них внимания. Самым подходящим для этого философом оказался Аристипп из
города Кирены.
Как ни странно, он был учеником Сократа.
Как Сократ, он заглядывал в собственную душу, только очень неглубоко. Он
заметил в ней лишь то, что было на самой поверхности: человек, как и
всякое животное, ищет приятного и избегает неприятного. Он повторял за
Сократом: «Я знаю, что я ничего не знаю», но добавлял к этому: «…кроме
собственных ощущений». Он говорил: «Сократ жил как нищий, но почему?
Потому, что это доставляло ему ощущение удовольствия. Значит ли это, что
житье в богатстве и роскоши не может доставлять никакого удовольствия?
Нет, отлично может. Будем же им пользоваться, лишь бы оно не стесняло
свободы нашего духа. Если мы обладаем наслаждением — это очень хорошо;
вот если наслаждение подчиняет себе нас — это плохо. Постараемся же
одинаково свободно и приятно чувствовать себя и в пурпуре, и в
лохмотьях!»
Так он и старался жить. Однажды он шел по
дороге, а за ним раб, обливаясь потом, тащил мешок с его деньгами.
Аристипп обернулся и сказал: «Что ты надрываешься? Выбрось лишнее — и
идем себе дальше». Аристиппа попрекали тем, что он любовник Лаисы, самой
модной красавицы во всей Греции. Он отвечал: «Что ж тут худого? Ведь
это я обладаю Лаисой, а не она мною». Дионисий Сиракузский однажды
предложил ему выбрать одну из трех красивых рабынь. Аристипп забрал всех
трех, сказавши: «Троянскому Парису плохо пришлось за то, что он выбрал
одну богиню из троих!» — а доведя их до своего порога, отпустил на все
четыре стороны. Потому что ему нужны были не рабыни, а чувство
удовольствия.
Один философ, застав его за богатым обедом
с женщинами и музыкантами, стал его бранить. Аристипп подождал немного и
спросил: «А если бы тебе предложили все это даром, ты бы взял?» — «Взял
бы», — ответил тот. «Так что же ты ругаешься? Видно, тебе просто дороже
деньги, чем мне — наслаждение».
Когда он впервые явился к Дионисию, тот
спросил, зачем он пожаловал. Аристипп ответил: «Чтобы поделиться тем,
что у меня есть, и поживиться тем, чего у меня нет». Дионисий сказал:
«Почему это вы, философы, ходите к дверям богачей, а не богачи к дверям
философов?» Аристипп ответил: «Потому что мы знаем, что нам нужно, а вы
не знаете» — и добавил: «Ведь и врачи ходят к дверям больных, и тем не
менее всякий предпочел бы быть не больным, а врачом».
Однажды он заступался перед Дионисием за
друга, Дионисий не слушал, Аристипп бросился к его ногам. Ему сказали:
«Стыдно!» Он ответил: «Не я виноват, а Дионисий, у которого уши на ногах
растут». — «Скажи что-нибудь философское!» — потребовал от него
Дионисий. «Смешно! — ответил Аристипп. — Ты у меня учишься, что и как
надо говорить, и ты же меня учишь, когда надо говорить!» Дионисий
рассердился и велел Аристиппу перейти с почетного места за столом на
самое дальнее. «Где я сижу, там и будет почетное место!» — отозвался
Аристипп. Дионисий рассвирепел и плюнул Аристиппу в лицо. Аристипп
вытерся и сказал: «Рыбаки подставляют себя брызгам моря, чтобы поймать
мелкую рыбешку; я ли испугаюсь вот этих брызг, если хочу поймать такую
большую рыбу, как Дионисий?» А когда его спросили, почему Дионисий
недоволен им, он ответил: «Потому же, почему все остальные недовольны
Дионисием».
Кто-то привел к нему в обучение сына;
Аристипп запросил пятьсот драхм. Отец сказал: «За эти деньги я мог бы
купить раба!» — «Купи, — сказал Аристипп, — и у тебя будет целых два
раба». — «А что ему даст твое учение?» — спросил отец. — «Хотя бы то,
что он не будет сидеть в театре, как камень на камне». (Сиденья в
греческих театрах под открытым небом были каменные.)
Он был очень непохож на Сократа. Но, как
все, кто знал афинского лукавого мудреца, он любил его и помнил всю
жизнь. На вопрос: как умер Сократ? — он отвечал: «Так, как и я желал бы
умереть». Один оратор, защищавший Аристиппа в суде, спросил его: «Что
тебе дал Сократ?» — «Благодаря ему, — ответил Аристипп, — все, что ты
говорил хорошего обо мне, было правдой».
У Аристиппа был острый язык и легкий
характер, греки его любили и долго помнили рассказы о нем. Но если
всмотреться, мы узнаем в нем хорошо знакомый и не очень уважаемый тип
этого времени — парасита, профессионального прихлебателя. Заурядные
прихлебатели нахлебничали по голодной необходимости — Аристипп придумал
для себя красивое философское оправдание. Но в основе его было все то же
опасное чувство: право на праздность. |