— Лично у меня, — подал голос знаменитый инструмент по имени Фортепиано, - все началось с удара. Можно сказать, это был счастливейший удар судьбы.

— О каком ударе вы говорите, уважаемое Фортепиано?

— Смотрите же!
Фортепиано раскрылось, взмахнув огромным черным крылом — крышкой.

Удивительная картина предстала передо мной! Деревянные молоточки ведут какую-то игру с металлическими струнами. Их очень много — и молоточков, и струн. Мгновенными, как укол, ударами молоточки касаются струн и так же внезапно, словно в испуге, отскакивают обратно.
Кажется, будто они хотят застать струны врасплох, появляясь в самых неожиданных местах — то поодиночке, то группами. И струны рокочут от бешеных наскоков молоточков, и плачут, будто задетые за живое, и нежно поют под ласковыми прикосновениями. И смеются, и ликуют, и негодуют, и печалятся, и вздыхают. . . Почему только вся эта прекрасная, увлекательная игра зовется Фортепиано?

— Имя мое, — объяснил инструмент, — от двух итальянских слов: форте  и пиано. По-русски меня следовало бы звать Громкотихо.

— До обидного простое имя у такого замечательного инструмента! Да вы достойны самого звучного имени на свете!
— Что ж, меня называют также Рояль, что в переводе значит королевский.

— Ваше величество! Разрешите поинтересоваться вашей королевской родословной!

— Извольте. На мне скрестились три рода музыкальных инструментов:
род Струнных,
род Клавишных и
род Ударных.

Мой прямой предшественник, можно сказать, отец родной — благородный Клавесин.
Он царил в музыкальном мире в XVII— XVIII веках.

От  Клавесина я унаследовал свою внешность и сердце — клавишный механизм. Правда, сердце Клавесина билось иначе, чем мое: более бесстрастно и сдержанно — от шипка струн перышками.

Инструмент по имени Цимбалы, можно сказать, моя родная мать. Это натура бесхитростная, вся на виду. Звучит от ударов палочками по струнам. Очень древний инструмент, должен сказать. И сегодня еще живет в некоторых странах, народным считается.

— Когда вы родились. Ваше величество?

— Я появился на свет в 1709 году в мастерской итальянца Бартоломео Кристофори. «Голос у тебя, конечно, еще неотесанный, — сказал мне при рождении мастер — но, по сравнению с Клавесином, есть в нем ценный дар: может по необходимости быть громким или тихим. Будешь зваться отныне  Фортепиано».

— Когда вы взошли на престол. Ваше величество?
Ответ был такой:

Клавесин
Пианино
— Примерно лет сто я жил в тени Клавесина, под его крылышком. Набирался ума-разума. Ну, а потом Клавесин ушел на покой, в музей, а за мной утвердился королевский титул.

— Конечно, музыканты в вас души не чаяли, как говорится, на руках носили,..

Засмеялся Рояль, мелким бисером звуков рассыпался:
— Хотел бы я посмотреть на таких силачей. Меня и на колесиках-то нелегко с места сдвинуть. На невнимание к своей особе пожаловаться не могу. Композиторы стали мне дарить лучшие свои сочинения, а любители музыки повсюду меня встречали восторженными овациями. И тогда я сказал себе: положение любимого инструмента обязывает. Буду совершенствоваться без устали. И стал я внимательно следить за техническими достижениями.

— Неужели и в технике разбираетесь?!

— Как же, мне не обойтись без технических знаний. Помню, в 1812 году техническая новинка появилась — научились люди тянуть стальную проволоку. Я тут же ее под струны приспособил.
А знаете, с какой гигантской силой струны во мне натянуты? В двадцать тысяч килограммов!

От такой нагрузки мой деревянный корпус прямо-таки изнемогал. Что-то, нужно было придумать.

 К счастью, в середине XIX века научились металлурги плавитъ качественный чугун. Я тут же корпус свой чугунной рамой укрепил. Да разве все расскажешь! Например, для хорошего удара молоточков по струнам я трутовик, то есть древесный гриб, пробовал применить. А в конце концов остановился на особо качественном войлоке. Вы думаете, я появление электричества не заметил? Сразу обратил внимание. И по сей день электричеством и электроникой горячо интересуюсь.